Игорь Рыбинский - Графиня Монте Карло

— Курить есть? — спросила женщина.

Она была высокая, широкоплечая и сутулая. Даже чем-то напоминала ту, которая была в питерской камере — не такая, может быть, угрюмая, но такая же мужеподобная. Аня даже усмехнулась.

— Сигарет нет, — ответила она.

— А деньги?

— Все отобрали.

— Не могла припрятать получше! — возмутилась фигура позади женщины, — да здесь все за деньги: сигареты, шоколад, вино. Позвонить разрешат или записку кому надо передадут.

Но высокая женщина жестом остановила ее.

— Костюмчик у тебя хороший. Давай меняться: я тебе свое платьице от Труссарди, а ты мне свой костюмчик.

— Тоже от Труссарди, — кивнула Аня, — только он на тебя не влезет.

— Откуда ты знаешь, — скривилась женщина, — сейчас примерю, а подруги… — она оглянулась назад, — подруги скажут: идет он мне или нет. Давай снимай!

Женщина начала расстегивать пуговицы на груди своего платья.

— Да не нужны мне твои лохмотья, — начала обходить ее Аня.

Но высокая преградила ей путь.

— Ты здесь и пяти минут не находишься, а уже хамишь. И вообще таких чистеньких здесь не любят. Сейчас отдам тебя Отелло, и ты станешь такой же черной, как и она.

Только сейчас Аня заметила, что одна из тех двух женщин, которые крутились за спиной старосты камеры, — негритянка лет тридцати со множеством тонюсеньких косичек на голове.

— Ты, небось, впервые в тюряге? — спросила высокая.

— Приходилось сидеть, — ответила девушка.

— И где?

— В России.

И, опережая следующий вопрос, добавила:

— За хранение наркотиков, подделку валюты и за покушение на убийство. В Петербурге это было.

— В Сибири? — выдохнула удивленная староста камеры.

А негритянка поежилась.

— Не совсем, — серьезно ответила Аня, — но в общем-то неподалеку.

Женщины расступились, и Аня прошла внутрь. Здесь стоял стол, похожий на обеденный, и на нем лежали журналы.

— Я внизу сплю, — показала рукой высокая, — и ты давай тоже. Сейчас Отелло свое заберет и тебе постелит. А ты рассказывай, как там в России.

Все расселись по своим койкам. Аня тоже залезла с ногами на приготовленную для нее постель. Не зная, о чем говорить, она начала рассказывать о том, как жила с мамой, как за ней ухаживал красавец из богатой семьи, как он собирался сделать ей предложение…

— Еще бы, — подтвердила высокая, — ты вон какая королева — прямо с обложки.

— А потом он меня бросил, женился на другой, а меня сдал в полицию.

В камере наступила тишина. Только что-то прошептала Отелло на африканском наречии.

— Ты его убила? — спросила тихо староста камеры.

Аня покачала головой.

— Я его любила, — ответила она.

— Все мужики сволочи и канальи! — раздался сверху торопливый голос третьей сокамерницы, — вот меня один тоже бросил. В Вероне это было…

— Заткнись! — приказала высокая, — кому ты нужна? Погляди на себя в зеркало! Давай дальше, подруга!

Это уже относилось к Ане. Но она молчала: только сейчас вдруг поняла, что попала сюда не случайно — может быть, а скорее всего, так оно и есть: Шарманщиков и Саша выиграли в казино крупную сумму, а владелец — как его там? — Джованни Римини — сдал их в полицию, а заодно указал на их сообщницу. Другого варианта быть не может. И неожиданно для себя Аня произнесла:

Улыбнулась и пропела:

Она допела песню до конца. Женщины молча слушали.

— Какая грусть, — вздохнула высокая, — о чем песня?

Но не успела дождаться ответа, потому что из соседней камеры долетел женский голос:

— Кто там у вас, подруги?

— Русская, — ответила староста камеры.

— Попроси ее, подруга, еще раз спеть: мы ей завтра шоколаду пришлем.

— Просят, — улыбнулась высокая, глядя на Аню.

И та спела еще раз и еще. А потом, когда все требовали перевода, начала говорить: любимый человек сдал друзей и девушку полиции, она поклялась отомстить. Но через много лет, когда ее сын уже стал космонавтом…

— Кем? — крикнули из соседней камеры.

— Тихо! — заорала несущая службу на этаже надзирательница и ударила дубинкой по одной двери и второй, — еще слово — и всех в коридоре построю, будете до утра стоять.

— Швабра помоечная! — донесся вопль из дальнего конца коридора, — погоди, подловят тебя за воротами.

— Еще хоть слово! — крикнула Швабра и ударила дубинкой по двери.

— Подруги! — крикнула Аня в дверное окошко, — успокойтесь, я завтра на итальянский переведу текст и вам передам.

Спать не хотелось. Девушка сидела на постели и пыталась переписать текст песни, чтобы ее можно было исполнять и на итальянском. В камере было тихо, хотя никто из женщин не спал: они молча лежали, боясь пошевелиться, чтобы не помешать русской писать стихи. Аня старалась и утром отдала текст старосте, еще не зная, что у нее получилось. Песню переписали несколько раз, чтобы на завтраке раздать по камерам. Там тоже переписали и передавали на обеде в другие камеры, на ужине удалось перекинуть текст на второй и на четвертый этажи.

Конечно, всей глубины русского оригинала достичь не удалось, но высокая женщина-староста камеры весь день лежала на своей койке и плакала; слезы текли даже из глаз Отелло. А казалось бы, такая простая история: