Владимир Гурвич - В долине смертной тени [Эпидемия]

— Могут послать каких-нибудь отморозков его избить.

— Но это же ужасно! И как сильно избить?

— Трудно сказать. У нас были случаи, когда избивали до полусмерти.

— Неужели такое возможно!

— Еще как возможно, — заверил Ростик. — Вы плохо знаете нашу власть. Она на все готова.

— В таком случае надо себя защищать. Нанять телохранителей.

Слова Соланж в очередной раз заставили юношу задуматься.

— Наверное, это было бы полезным, — произнес он. — Но папа не согласиться нанять телохранителей.

— Почему? Речь же идет об его безопасности.

— Где-то полгода у нас уже был такой разговор, мама просила папу нанять телохранителя. Он отказался, он сказал, что это станет признанием того, что им удалось его запугать.

— Но это как минимум крайне неосмотрительно! — воскликнула Соланж. — Безопасность важней всего.

— Я не знаю, — пожал плечами Ростик, — так папа считает. И, кроме того, тут ему уж точно ничто не угрожает. Здесь на него не нападут.

— Пожалуй, ты прав. — Соланж немного успокоилась. — Но он не будет же вечно здесь находиться. А что будет, когда он отсюда выйдет?

— Возможно, все тогда уже успокоятся. Да и мало ли что произойдет в ближайшее время.

— Что ты имеешь в виду?

— Да все, что угодно, — уклончиво произнес Ростик. — Я пойду?

Соланж посмотрела на Ростика. В ее взгляде сквозила неуверенность, как у человека, который не получил исчерпывающих ответов на свои вопросы.

— Да, иди. Спасибо, что уделил мне время.

Ростик подумал, что с удовольствием уделил бы ей еще времени, вот только сам их разговор не очень ему понравился.

— Концерт начнется через полчаса после ужина, — предупредил он.

Соланж знала за собой одну черту, которая во многом определяла всю ее жизнь, — она была очень ответственная и добросовестная, если что-то обещала, то выполняла непременно, чего бы это ей ни стоило. Вот и сейчас она решила, что раз согласилась принять участие в этом импровизированном концерте, то следует это сделать максимально хорошо. А значит, нужно освежить ее репертуар, тем более, она давно нигде с песнями не выступала.

Соланж знала, что является обладательницей хорошего голоса, который, по ее мнению, давал ей право петь на публике. И во время встреч со зрителями они нередко просили ее это сделать. Да и в фильмах вокальные партии она исполняла сама. А потому решила, что пока есть время, совсем будет не лишне порепетировать. Не хватало только, чтобы во время исполнения она бы забыла слова.

Но хватило ее не очень надолго, разговор с Ростиком занимал ее больше, чем собственное пение. Он никак не выходил из головы, мыслями она постоянно возвращалась к нему. Он беспокоил ее больше, чем грядущее исполнение песен. Неожиданно для себя она оборвала свой вокал и задумалась.

Думала Соланж недолго. Она быстро переоделась и вышла из комнаты.

Германа Владимировича она отыскала в каминном зале. Он читал книгу, запевая ее вином из бокала.

— Я вам не помешаю? — спросила француженка.

— Что вы, я только рад вашему обществу. Красивые женщины меня давно им не балуют.

Соланж улыбнулась, но всего лишь на одну секунду. Затем села рядом с Германом Владимировичем.

— У меня к вам очень серьезный разговор, — сказала она.

— Даже так, — слегка удивился Герман Владимирович и положил книгу на стол. — Давайте поговорим серьезно.

— Не удивляйтесь только, я хочу поговорить о вашем сыне — Алексее.

— Постараюсь не удивляться, — пообещал Герман Владимирович. — О чем вы хотите поговорить?

— Алексей выложил в Интернет расследование о вашем премьере. Он обвиняется в ужасной коррупции.

Герман Владимирович, подтверждая, наклонил голову.

— Это так. Почему вас это интересует? Речь же идет не о премьере Франции.

— Если я правильно поняла, это очень опасно. Ваш сын сильно рискует. Это так?

— Да, опасность есть, — подтвердил Герман Владимирович.

— Но почему вы тогда так спокойны, ничего не предпринимаете?

Герман Владимирович какое-то время молчал, затем взял бокал в руки и сделал глоток.

— Кстати, не желаете вина? Очень хорошее.

— Нет, спасибо. Лучше ответьте на мой вопрос.

— Я не спокоен, я очень даже не спокоен, дорогая Соланж. Но я ничего не могу сделать, я не в силах защитить Алексея.

— Но так не бывает, Герман Владимирович! — эмоционально воскликнула француженка. — Всегда можно что-то сделать. Нанять телохранителей, например.

Герман Владимирович замотал головой.

— Телохранители не помогут. Поверьте, я работал в спецслужбах и знаю их возможности. Если будет принято решение о ликвидации, спасти может только бегство. Но он не побежит. Я бессилен, — развел руками Герман Владимирович.

— А налейте мне вина, — вдруг попросила Соланж.

Герман Владимирович улыбнулся и отправился к бару за вторым бокалом. Затем подал его актрисе. Она выпила его одним глотком.

— Я пытаюсь понять вашу страну, — сказала она, с шумом поставив бокал на стол. — И ничего не понимаю. Объясните, Алексей разоблачил злостного коррупционера. Государство должно быть ему благодарно, он сделал его работу. Вместо этого ему грозит большая опасность. Но это же несправедливо, это просто нелепо.

— С вашей точки зрения именно так все и обстоит. Но не у нас.

— А как у вас?

— У нас государство живет само по себе, оно не служит своему народу.

— Кому же тогда оно служит?

— Оно служит себе и заставляет народ служить ему. А он либо соглашается, либо к этому безразличен. Тех же, кто с этим не согласен, абсолютное меньшинство. В этом наша большая беда.

— Но если, как вы говорите, государство служит не народу, а себе, то почему на выборах не сменить такое государство, то есть правительство. Избрать другое. Так происходит везде.

На лице Германа Владимировича мелькнула ироническая улыбка.

— Вы правы, чего может быть проще. Только не у нас, в России государство все контролирует, включая выборы. И не позволяет получать результаты, которые ей не выгодны. Поймите, Соланж, в нашей стране государство повсюду, оно проникает везде. Если понадобится, то и вашу постель.

— Но как так можно, я не могут понять. И зачем ему моя постель?

— Как же вам объяснить, дорогая Соланж, — задумался Герман Владимирович. — Вам действительно это трудно понять. Когда я работал на Западе, то многократно с этим сталкивался. Когда вы на нас смотрите, то вам кажется, что мы ничем от вас не отличаемся. Так же одеты, так же едим и пьем, разговариваем на многих языках. Вот наша беседа происходит по-английски. Вы смотрите наши фильмы или читаете книги — и вам кажется, что кроме каких-то деталей и мелочей нет коренных отличий. На самом деле, все совершенно не так. Хотите еще вина?