Владимир Гурвич - В долине смертной тени [Эпидемия]

Герман Владимирович и Софья Георгиевна переглянулись, затем отец направился к сыну. Сел рядом с ним и сразу же ощутил удушающий резкий запах перегара.

— Миша, с чего такой выпивон? — поинтересовался Герман Владимирович.

Михаил Ратманов посмотрел на отца мутным взглядом.

— Отец, зачем ты его родил? — вдруг спросил он.

— Кого?

— Алексея. Было бы хорошо, если бы ты его не рожал. То есть, что я говорю, ты же не женщина, было бы хорошо, если бы ты его не зачал. Теперь правильно. — Михаил Ратманов победоносно посмотрел сначала на отца, затем на жену.

— У тебя от водки помутился разум, — сказал Герман Владимирович.

— От виски, — поправил его сын. — Я пил виски. Софья это подтвердит.

— Разница не большая. А почему ты считаешь, что я напрасно зачал Алексея? А может я напрасно зачал тебя? К тебе такая мысль не приходила в голову?

По взгляду Михаила Ратманова было ясно, что ничего подобного в голову ему не приходило.

— Ты, в самом деле, так думаешь? — спросил он отца.

— Нет. Но нельзя смотреть на весь мир исключительно с собственных позиций, словно он тебе принадлежит. Хотя вы там так и считаете.

— Ты всегда его защищаешь. А что делать мне?

— В первую очередь протрезветь.

— А потом? Ты обвиняешь меня в эгоизме. А Алексей подумал, что будет со мной, когда делал свое расследование? Могу поспорить на что угодно, ему даже мысль такая в голову не приходила.

— Если я тебя правильно понял, ты считаешь, что он свою жизнь обязан выверять по лекалам твоих интересов. А когда его сажали в кутузку, ты что-нибудь предпринял, чтобы ему как-то помочь. А ведь с твоими связями…

— Он сам виноват, — пробормотал Михаил Ратманов.

— Конечно. Тут я с тобой полностью согласен. Он сделал выбор и несет за него ответственность. Ты тоже сделал свой выбор и тоже отвечаешь за него. Как видишь, вы в одинаковом положении.

— Ты, в самом деле, так думаешь? — изумился Михаил.

— Если бы думал иначе, говорил бы по-другому. Послушай, Миша, я понимаю, ситуация очень и сложная, и напряженная. Вы — братья, но вы и враги. И с этим ничего поделать нельзя. Но и враги должны с уважением относиться друг к другу. И не совершать по отношению друг другу подлостей. К сожалению, у нас сплошь ведут себя иначе.

— Отец, о чем ты говоришь. Враги на то и враги, чтобы стараться их уничтожить. Какое к черту уважение!

Герман Владимирович грустно вздохнул. Он сознавал, что до Михаила не доходят его слова, а значит, ему не удастся, пусть не примирить двух своих сыновей, а хотя бы научить их как-то сожительствовать друг с другом, без взаимной, всепоглощающей ненависти. Иначе дело может кончиться более чем печально.

— Да, враги борются друг с другом, подчас не на жизнь, а на смерть, но при этом соблюдают правила чести, не переступая определенную черту.

Михаил Ратманов в очередной раз изумленно уставился на отца.

— Уж не предлагаешь ли мне вызвать его на дуэль. Тебе бы жить в девятнадцатом веке.

— Дуэль не самая плохая вещь, — согласился Герман Владимирович. — Уж точно лучше удара исподтишка.

— Нет, ты меня точно удивляешь, — вдруг ухмыльнулся Михаил Ратманов. — Не ожидал такого от тебя услышать. Софа, а ты?

Софья Георгиевна все это время молча стояла немного в стороне. Она внимательно слушала разговор отца с сыном.

— Я согласна с Германом Владимировичем, уж лучше дуэль, чем суд по ложному обвинению или тем паче удар из-за угла. По крайней мере, это честно.

— Да вы спелись, — констатировал Михаил Ратманов. — Ха, вдруг засмеялся он, — а вы были бы неплохой парой. Между прочим, между вами не так уж и много лет, может, ты отобьешь ее у меня, папа?

— Что ты несешь, Миша, — возмутилась Софья Георгиевна. — Герман Владимирович твой отец, а я твоя жена.

— Бывают странные сближенья, — пробормотал Михаил Ратманов. — Не вижу в этом ничего криминального. И не такое случается. Правда, папа? Вспомни, ведь двух жен из твоих трех ты отбил у других мужей. Почему не можешь отбить у сына?

— Ты это говоришь по пьяни, — произнес Герман Владимирович. — Когда протрезвеешь, станет стыдно.

— А что такого я сказал? — удивился Михаил Ратманов. — Житейское дело. Какие только истории не случаются.

— Давай закончим этот разговор. Мы говорили совсем о другом.

— А что тут говорить. Сам сказал, что мы враги. Разве этого не достаточно. Выгнать его из дома ты мне не позволяешь, значит, будем жить вместе тут. А там уж как получится. — Михаил Ратманов о чем-то задумался. Затем вдруг резко поднял голову и посмотрел на отца. — Вот ведь какая фигня получается, вдвоем нам здесь не ужиться.

— Здесь — это где?

— В доме. — Михаил Ратманов на мгновение замолчал. — В стране. На всей планете. Вот про космос еще не знаю, он очень большой. Там мы бы могли затеряться. Но когда мы еще туда попадем. У нас в космической отрасли сплошной развал. Я недавно готовил об этом докладную записку.

— Да, уж вы постарались, — кивнул головой Герман Владимирович. — Я ведь курировал космонавтику. Тогда все было более или менее благополучно.

— Значит, это мы во всем виноваты?

— Алексей уж точно в этом не виноват.

— Если бы его допустить, он бы все развалил.

— Так, допустите и тогда увидим. А это голословные обвинения.

— Я понял, ты на его стороне, отец, — пробормотал Михаил. — Что ж, буду иметь в виду.

— Я на стороне вас обоих, я не могу разделить своих сыновей, — встал со своего места Герман Владимирович. — Очень прошу, иди и поспи хотя бы часок. Проснешься, то поймешь, что не все так ужасно.

Михаил Ратманов поднял голову, посмотрел на отца и кивнул головой.

— Ты прав, поспать действительно нужно. — Он тоже встал т тут же закачался.

Софья Георгиевна подбежала к нему и крепко взяла за руку.

— Отведи его в спальню, пусть выспится, — сказал Герман Владимирович и вышел из комнаты.

Рената долго подбирала подходящее платье для Бухаровой. Оказалось, нарядов много, а выбрать сложно — все не то. После длительных поисков она все же остановилось на одном — черном, с бархатным воротником. Оно одновременно смотрелось и скромно и красиво. Катя будет выглядеть в нем прелестно. Проблема была лишь в том, что Рената была выше ее почти на полголовы. Значит, нужно как-то подшивать одежду.

Но Рената была уверенна, что справится с этой задачей. С детства ей нравилось шить и у нее это получалось хорошо. Причем, никто специально этому искусству ее не обучал, — она все делала по наитию. Все ее куклы ходили в сделанных ею нарядах. И потом, став старше, она изредка что-то кроила для себя.

Рената позвонила Бухаровой и попросила, не откладывая, зайти к ней. Катя появилась уже через десять минут. Она робко вошла в комнату.