Владимир Гурвич - В долине смертной тени [Эпидемия]

— Я уже привыкла.

— Быстро, даже не верится.

— За свободу всегда приходится платить. А эта плата вовсе не велика.

— Свободу от меня?

Соланж отрицательно замотала головой.

— Не от тебя, от своей зависимости от тебя. Теперь я от нее избавилась, и мне это нравится.

— Вот как, не думал, что ты таким вот образом смотришь на наши отношения.

— В разные времена я смотрела на них по-разному, — пожала плечами Соланж. — Ничего не бывает неизменным.

Святослав понял, что его замысел терпит провал, она к нему не вернется. Она решительно настроена жить без него. Он уже хотел встать и уйти, но какая-то сила не позволила ему это сделать.

— Я это обязательно учту, — проговорил он. — Я пришел к тебе поделиться своим замыслом. Я понял, какой следующий фильм хочу снимать.

Соланж посмотрела на него, но он не почувствовал в ее взгляде большого интереса. Может, не стоит делиться своей идеей с ней, мелькнула мысль.

— Ты хочешь услышать? — спросил он.

— Конечно, расскажи.

— Ты удивишься, но замысел подсказал мне священник.

— Какой священник?

— Отец Варлам, разумеется.

— Ты разговаривал с ним? — удивилась Соланж.

— Да. Он мне поведал историю некого старца преподобного Варсонофия Оптинского.

— Никогда о таком не слышала.

— Я — тоже. После рассказа о нем отца Варлама я прочитал о старце все, что есть в Интернете. Довольно любопытная личность с необычной биографией.

Несколько минут Святослав рассказывал Соланж все, что узнал об этом человеке. Она с нескрываемым интересом слушала.

— Я уже поняла, что русские весьма необычные люди, — резюмировала Соланж его рассказ. — И что ты хочешь выжить из этого сюжета?

— Сделать фильм о человеке, который на вершине своего благополучия бросает все и уходит в скит.

— Что такое скит? — не поняла Соланж.

— В монастырь, — пояснил Святослав. — Хотя не совсем. Это не столь важно. Хочется понять и проследить этот перелом, как, откуда он возникает? Ведь он совершенно не понятен, сродни некоторому чуду.

— Возможно, — согласилась француженка. — Это действительно необычный поступок.

— Вот и я том. Тебе хочу предложить сыграть главный женский персонаж, большую любовь этого человека, которую он меняет на любовь к Богу. Я даже уже представил эту женщину, какая она и внешне и внутренне. Ты идеально подходишь для нее. Я почти не сомневаюсь, что это будет твоя лучшая роль. Ну как?

Соланж молчала, и ее молчание нагнетало в нем тревогу. Он был уверен, что она не сумеет противостоять такому искушению и отказать ему.

— Спасибо тебе за это предложение, Святослав, — медленно произнесла Соланж, — но я не стану играть эту роль. Я приняла решение больше не сниматься в твоих картинах.

— Но почему, Соланж? — не сдержал себя Святослав.

— Для меня этот этап жизни закончился. Я даже особо не задаю себе этого вопроса: почему. Просто решила, что дальше пойду без тебя.

— И с кем?

— Пока не знаю. Возможно, одна.

— Ты — одна? Этого не может быть, потому что не может быть никогда.

Соланж пожала плечами.

— Будет так, как будет. Больше я ничего пока не знаю.

— У меня такое чувство, что ты превратилась в русскую больше, чем многие русские, — констатировал Святослав.

— Может быть, со стороны видней. Но это не вызывает у меня внутреннего протеста. Может быть, я попала сюда именно с этой целью. Как думаешь?

— Этот вопрос больше к отцу Варламу, он у нас специалист по промыслу Божьему.

— Возможно, при случае я его об этом спрошу. Извини меня, Святослав, я сама не ожидала, что так все обернется. Но я нисколечко не жалею об этом, — задумчиво, словно сомневаясь в своих словах, произнесла Соланж.

Шевардин наблюдал за тем, как плывет по дорожке Азаров. Шевардин знал, что тот никогда профессионально не занимался плаванием, но сейчас делал это вполне по- спортивному: мощно и уверенно. Да, он физически развит значительно лучше, чем об этом написано в досье, невольно подумал он. В случае чего, если потребуется, с этим человеком не так-то легко будет справиться, он может оказать достойное сопротивление. Это надо непременно взять на заметку и учитывать, если вдруг возникнут соответствующие обстоятельства. А возникнуть может все, что угодно.

Азаров доплыл до конца бассейна, перевернулся и поплыл в обратном направлении. Он сделал уже десять кругов, отметил Шевардин, а усталости не заметно. Ладно, посмотрим, что будет с ним дальше?

Но Азаров демонстрировать это не стал, вместо этого вышел из бассейна. И только сейчас заметил сидящего Шевардина. Взял со стула полотенце, направился в его сторону.

— Вы ко мне, Игорь Юрьевич? — спросил Азаров.

— Вы уж простите меня, Алексей Германович, но уж очень захотелось пообщаться с вами.

— С чего вдруг?

— Я смотрел ваше расследование. Позвольте, поздравить, это грандиозно.

— Спасибо, — поблагодарил Азаров. — Вот не знал, что вас интересуют подобные сюжеты.

— Почему же?

— Мне кажется, ваши мысли заняты совсем другим.

— И чем же, по-вашему?

— Вы охраняете этот дом, моего брата, его семью.

— Это мои служебные обязанности, но ведь есть и не служебные.

Азаров посмотрел на Шевардина и сел рядом с ним в плетенное кресло.

— И что же вас заинтересовало в нашем расследовании?

Шевардин тоже сел рядом с ним.

— Я полностью разделяю вашу позицию, наша власть вся пронизана коррупцией. Она гниет со всех сторон.

— Это не новость, это понятно всем нормальным людям.

— Одно дело понятно, другое — когда появляется такое расследование. Я целый час читал отзывы на него, такого взрыва ненависти и негодования я еще не встречал.

— Я — тоже.

— А можно спросить, Алексей Германович, а что дальше?

— В каком смысле?

— Вот вы опубликовали расследование, которое показывает, что наш премьер, если чем и занимается на госслужбе, так только ворует. Но нужно же идти дальше?

— И куда, Игорь Юрьевич?

— Не знаю, я не политик, — развел руками Шевардин. — Но мне очень хочется знать, что после этого последует.

— Я тоже хотел бы это очень знать. Но не знаю.

— Надо взорвать ситуацию, момент крайне благоприятный. Эту власть необходимо сменить.

— Согласен, надо. Вот и сменяйте.

— Я?

— А почему нет. Разве вы не гражданин России?

— Гражданин, — подтвердил Шевардин. — Но я даже не представляю, как? Никогда не занимался ничем подобным.

— И я не представляю. Даже если бы я призвал людей на баррикады, сомневаюсь, что пришло бы много народа.

— А вы собираетесь призвать?

— Нет. Да и каким образом? Сидя тут? К тому же призывами заполонен весь Интернет, да что толку.

— Одно дело другие, Алексей Германович, другое — вы. У вас большой авторитет.