Владимир Гурвич - В долине смертной тени [Эпидемия]

Софья Георгиевна вдруг почувствовала себя постаревшей. А ведь еще совсем недавно ощущала себя почти молодой женщиной. Она была верна мужу, но ей нравились красноречивые взгляды на нее мужчин. Они волновали, позволяли переживать приятные ощущения, наполняли душу жизненным ветром. А теперь в один миг все исчезло. А как жить без этого? Уныло и серо?

Как жаль, что Алексей уезжает, ей вдруг сильно захотелось с ним поговорить. Может, он скажет ей нечто такое, что позволит примириться с действительностью. Надежды на это немного, но ведь должна же она во что-то верить.

После обеда Азаров зашел попрощаться с отцом. Герман Владимирович лежал на кровати. Обычно в руках или рядом с ним на журнальном столике лежала книга, но сейчас Азаров ее не увидел.

При виде сына Герман Владимирович сел на кровати. Азаров внимательно посмотрел на него, ему показалось, что лицо у отца непривычно серое. Да и глаза смотрели как-то тускло и безжизненно.

— Папа, пожалуйста, восприми мои слова спокойно, через час мы с Ростиком уедем отсюда. И не отговаривай меня, я это решил окончательно.

Герман Владимирович внимательно посмотрел на сына.

— Что-то случилось? — спросил он.

— Разве ты ничего не знаешь? — удивился Азаров.

— Возможно, я что-то упустил. После завтрака я снова лег спать. Всю ночь провел с «Бесами» Достоевского. Последний раз читал роман лет сорок назад. Честно говоря, стало страшно, я вдруг ясно осознал, что мы никогда не избавимся от бесов. Боюсь, они и есть наша истинная суть.

— Странно, здесь не только ты вспоминаешь Достоевского, — произнес Азаров.

— А кто еще?

— Не важно. — Азарову не хотелось сейчас говорить о Соланж. — Важно другое, это симптом.

— Иногда мне кажется, что Россия — это самое больное общество, которое только существует на земле. И никакие ни лекарства, ни операции не способны его вылечить. Так что же случилось, что ты решил уехать?

Азаров кратко рассказал о том, что произошло утром. Герман Владимирович молча слушал сына, и ему вдруг в какой-то момент показалось, что отец стал меняться в лице. Его перекосила болезненная гримаса.

— Папа, тебе нехорошо? — обеспокоенно спросил Азаров.

— Нормально. Продолжай.

— Да, собственно, все. После этого инцидента я решил, что оставаться тут будет неправильно. Да и опасно. Еще неизвестно, что способен выкинуть Михаил.

— Вот паршивец, кидаться на брата с ножом. Такого даже я от него не ожидал. Ничего, я ему выскажу все, что думаю о нем.

Герман Владимирович резко встал с кровати, но вдруг лицо перекосилось, а затем его тело почти сложилась пополам.

— Отец, что с тобой? — вскочил со стула Азаров.

— Сердце, очень болит сердце, — простонал Герман Владимирович.

Чтобы он не упал, Азаров обхватил его за плечи.

— Немедленно ложись!

Герман Владимирович не лег, а скорее упал на кровать и схватился за сердце.

— Такой боли я еще не испытывал, — пробормотал он побелевшими губами.

— Отец, держись, я сейчас сбегаю за Софьей.

Азаров вылетел из комнаты. Софья Георгиевну он нашел в ее спальне.

— Софья, у отца плохо с сердцем! — прокричал он с порога. — Берите лекарства и бежим к нему.

После укола Герман Владимирович заснул. Только тогда Софья Георгиевна устало опустилась в кресло.

— Что это было, Софья? — спросил Азаров.

— Сильнейший гипертонический криз, — пояснила она. — Я его купировала и ввела успокоительное. Думаю, до вечера он не проснется.

Азаров сел рядом с ней.

— Он мог умереть?

— Да, — кивнула она головой. — К счастью, я предусмотрительно взяла сюда большую аптечку. Это его спасло.

— Приступ может повториться?

— Любое волнение способно его спровоцировать снова. Для Германа Владимировича сейчас главное покой. Это важнее лекарств. Вы идите, а я еще на всякий случай посижу с ним. Хотя, думаю, в ближайшие часы ничего не случится.

— Если что, сразу мне сообщи.

— Хорошо, Алеша.

Азаров направился в комнату сына. Ростик уже собрал чемодан и сидел в ожидании отца. При виде его он тут же вскочил со стула.

— Едем?

Азаров отрицательно покачал головой.

— Ростик, наш отъезд откладывается. Я прямо от отца, с ним случился сильнейший гипертонический криз. Его спасла Софья. Пока я не увижу, что он чувствует себя нормально, я не уеду. А значит и ты.

На лице сына появилось сильное разочарование.

— Но папа, за дедом присмотрят. Здесь еще два твоих брата.

— Это не имеет значения. Я не могу оставлять отца в таком состоянии. Думаю, если не завтра, то послезавтра отчалим.

— И как ты будешь тогда общаться с дядей Михаилом?

— Постараюсь, по возможности, не общаться. Полагаю, он тоже не станет искать со мной контактов. В общем, отбой.

— Я понял, — грустно вздохнул Ростик. — Могу навестить деда?

— Сейчас он спит. Возможно, вечером. Софья сообщит.

— Это они его довели, — вдруг проговорил Ростик.

— Не только. Мы все постарались. Впрочем, возраст есть возраст. В общем, распаковывай чемодан.

Герман Владимирович продолжал пребывать в состоянии глубокого сна, Софья Георгиевна решила, что действие лекарства продлится еще, как минимум, пару часов, и она может на время без опасения покинуть своего пациента. Она вышла из комнаты, раздумывая, куда направиться.

На душе было так тяжело, как не было уже много лет. Мысли разлетались в разные стороны, как стая напуганных птиц. И она даже не пыталась их собрать, понимая, что это бесполезно. Ею владела растерянность, все ее привычные представления и установки оказались, как корабль о скалы, разбиты в щепки. Это было невероятно тягостное состояние, от которого хотелось избавиться, но как это сделать, она не представляла.

Ноги сами собой привели ее к отцу Варламу. Она вошла в молельную комнату. Как обычно, священник читал Библию. И Софья Георгиевна невольно подумала, что он не расстается с ней ни на минуту. Берет ли он в руки другие книги?

Впрочем, она тут же забыла о возникшем вопросе. Софья Георгиевна вдруг ясно осознала, что пришла именно в то единственное место, к тому единственному человеку, который может помочь. Или, по крайней мере, облегчить ее страдания.

При виде ее отец Варлам встрепенулся и быстро пошел ей на встречу.

— Что с вами? — спросил он.

— А что со мной?

— Вы плохо выглядите. Я вас еще не видел такой потерянной.

Проницательность священники удивила Софью Георгиевну. Неужели она действительно так плохо выглядит? А, впрочем, какое это имеет сейчас значение.

— Помогите мне, только вы можете это сделать, — умоляюще посмотрела она на него.

— Что с вами случилось?

— Я совершенно не знаю, как мне дальше жить.

— Поясните, в чем дело?

— Все, чем я жила, во что верила, в чем была убеждена, оказалось ложью. Человек, которого я любила, которому посвятила всю жизнь, недостоин этого. Сын… — Софья Георгиевна безнадежно махнула рукой. — Как жить, чем жить я больше не представляю. И все это навалилось на меня практически одномоментно. Я не могу это выдержать.