Владимир Гурвич - В долине смертной тени [Эпидемия]

Он опустился рядом, и они снова соединились в поцелуе. Внезапно она слегка отодвинулась.

— Посмотри на мои груди. Я хочу, чтобы ты их целовал, — уже по-английски произнесла Соланж.

Азаров приник к ее груди, взял в рот один сосок, затем другой. Руки Соланж сжали его член, и он снова ощутил, как ударил его мощный электрический заряд наслаждения.

Они по очереди целовали тела друг друга, не пропуская ни один, даже самый малюсенький кусочек. Он видел, что она искушена в науке любви, но это не имело сейчас никакого значения. Прошлое каждого из них отодвинулась так далеко, что исчезло из памяти, осталось только необозримо прекрасное настоящее.

Соланж сама подкатилась под него, он осторожно лег на нее, стараясь не причинить ей неудобства своим весом. Рывком вошел в нее, а затем стал медленно погружаться в глубины теплого и влажного лона. Она почти сразу же застонала от наслаждения, но это было только начало. Он входил и выходил из нее; оба уже потеряли ощущение действительности.

— Encore, encore, — без конца повторяла она, и хотя он впервые слышал это французское слово, ему не требовался переводчик, чтобы понять, что оно означает.

«Из все большего количества регионов приходят сообщения о том, что там заканчивается конечный фонд. Больных класть некуда. Сразу в нескольких городах больницы отказывались принимать пациентов. Машины «Скорой помощи» возят их из одной клиники в другую, не зная, куда девать. Уже зафиксировано несколько смертей во время таких перевозок. Коллапс системы здравоохранения нарастает с каждым днем. Мы…»

Михаил Ратманов выключил телевизор.

— Все это полная чушь, я уже неоднократно говорил вам об этом. Это пропаганда тех, кто хочет дестабилизировать ситуацию в стране. — Он на мгновение замолчал и обвел глазами стол. — Что-то нас сегодня совсем мало. А где Алексей и Соланж?

Словно откликаясь на его слова, они вошли в столовую. У них были такие счастливые лица, что всем сразу стало ясно, что произошло между ними.

— Извините за опоздание, — произнес Азаров. — Так получилось, — несколько туманно добавил он.

Они сели рядом друг с другом, причем, так близко, что их ноги и руки то и дело соприкасалось.

Святослав смотрел на эту счастливую парочку. Он нисколько не сомневался в том, что произошло между ними этой ночью. И вдруг ощутил такое сильное жжение ревности, что стало трудно дышать. Это было чувство, которое держать в узде стоило ему гигантских усилий.

Еще недавно он был уверен, что ревность ему не грозит, что ревность — это какой-то полудикий атавизм, а современный человек, если он действительно современный, а не играет эту роль, не может ее испытывать. Люди просто обязаны быть свободными от подобных проявлений, расходиться между собой просто и спокойно, без драматических сцен, договариваться о дальнейших отношениях, если они сохраняются в каком-то виде. Он даже фильм сделал на эту тему, о том, как следует вести себя в подобных ситуациях. Главную женскую партию, разумеется, исполнила Соланж. Картина имела определенный резонанс, многие восприняли ее как образец поведения в наше время.

Но сейчас все эти схемы были полностью опрокинуты тем, что происходило у него внутри. Аппетит пропал мгновенно, не хотелось ни есть, ни пить. Зато очень хотелось выплеснуть всю эту жгучую энергию наружу. С каким наслаждением он бы завязал драку с Алексеем; мысленно он очень ярко представил картину, как его кулак сминает лицо брата, из-за рта которого сыплются ошметки зубов.

В какой-то момент Святославу стало страшно от самого себя. Он вдруг ясно ощутил, как в нем, в человеке двадцать первого века внезапно проснулся первобытный дикарь. И что с ним делать, как его обуздать, не понятно.

Святослав так резко отодвинул от себя тарелку, что она, ударившись о графин, громко зазвенела. Все дружно повернули головы в его сторону. Он встретился взглядом с Соланж, и ему показалось, что она догадывается о том, что творится с ним.

Святослав поспешно встал, пробормотал извинения, и почти выбежал из столовой.

— Что это с ним такое? — спросила Софья Георгиевна. Однако никто не ответил ей. Если не считать того, что Азаров и Соланж переглянулись между собой.

— Мне надо его найти, — тихо сказал он ей. — Извините, мне нужно ненадолго выйти, — уже громко сообщил он своим сотрапезникам.

Святослав сидел на скамейке в саду, он настолько глубоко ушел в себя, что даже не услышал приближающихся шагов брата. Азаров остановился в нескольких десятках метров от него. Он выглядел таким несчастным, что ему стало жалко его. Но одновременно он понимал, что никакое сочувствие Святославу не уменьшит его счастья, которое буквально переполняет душу.

Азаров стоял так уже довольно долго, а Святослав по-прежнему не реагировал на его присутствие. Ему пришлось кашлянуть. Режиссер резко повернулся в его сторону. Когда он увидел, кто находится рядом, у него невольно сжались кулаки.

— Если хочешь драться, я готов, — сказал Азаров.

Кулаки у Святослава разжались.

— Тебе лучше уйти, — произнес он.

Азаров покачал головой.

— Это не поможет.

— Тогда что ты хочешь?

Азаров вдруг осознал, что он не знает по-настоящему, что он хочет. Пойти за братом его заставил внезапно возникший импульс.

— Мы очень скоро расстанемся. Нам надо остаться друзьями.

— Да, какая, к черту, разница, друзьями или не друзьями! вдруг крикнул Святослав. — Это ничего не меняет.

— Меняет.

— Да откуда ты можешь знать?

— У меня были люди, которые считались моими друзьями, а потом стали врагами. Они люто ненавидят меня до сих пор.

Внезапно Святослав так резко обмяк, что Азаров испугался, что брат может упасть. Он сделал шаг к нему, чтобы поддержать.

— Не подходи! — резко произнес Святослав.

— Почему?

— Я же сказал, можем подраться. Даже не представляешь, как хочется тебя ударить.

— Хочется, ударь.

Святослав встал со скамейки, сделал несколько шагов в направлении Азарова, и остановился.

— Очень болит, — показал он на грудь.

— Я понимаю. Когда Юлия ушла, у меня тоже сильно там саднило.

— Правда? — с какой-то странной надеждой посмотрел на Азарова Святослав.

— Да. Хотелось выть.

— Тебе? Не поверю.

— Я сам не ожидал такой реакции. Но это так.

Святослав о чем-то задумался.

— Может, это семейная черта?

— Скорей всего.

— И что с ней делать?

— Не представляю.

Святослав снова погрузился в свои мысли.

— Как жить, если жить не хочется?

— Подождать, когда все рассосется.

— А что делать в тот момент, когда еще не рассосалось?

Азаров молчал.

— То-то и оно, это самый трудный период, — сказал Святослав. — Некоторые не выдерживают. — Он приставил палец к виску.