Владимир Гурвич - В долине смертной тени [Эпидемия]

Святослав отдавал себе отчет, что без Соланж у него перестало все получаться, внутри него продолжает кровоточить рана, и она не позволяет делать что-то стоящее. Кому все это нужно, уже в какой раз задавал он себе вопрос? Как-то незаметно для себя он утратил связь со временем, чем всегда безмерно гордился и благодаря чему имел успех. А вот сейчас у него ощущение своего пребывания в безвременном пространстве. Он не представляет, что надо снимать. Мир, который еще недавно казался ему предельно ясным, потерял эти черты, они растворились в каком-то непрозрачном водоеме событий и явлений. Давно он не ощущает такую растерянность, оторванность от всего. Как это ни парадоксально звучит, но пустота, которая стала его окружать, буквально сдавливает его со всех сторон. В свое время он уехал из России, чтобы избавиться от этого душащего ощущения. А когда вернулся, оно снова настигло его. Какой черт погнал его в эту страну, надо было обходить ее как можно дальше, как чумной барак или лепрозорий. Хотя, если быть до конца честным с собой, он приехал сюда, так как уже ощущал приближение творческого кризиса. И хотел подзарядиться здесь новой энергией. А вместо этого утратил последние ее импульсы. И что ему теперь делать?

Почему-то мысли Святослава стремительно переметнулись к Азарову. С того момента, как к нему ушла Соланж, он проникся к нему ненавистью. Вот уж не думал, не гадал, что такое может случиться, что в качестве судьбы-разлучницы выступит его брат. Он всегда смотрел на него сверху вниз; разве можно их сравнивать — всемирно известный кинорежиссер и какой-то мелкий политик, чья сфера деятельности в основном Интернет. Кто его по большому счету знает, только небольшое число фанатов.

Но сейчас картина выглядела как-то по-другому. Если Соланж предпочла ему Алексея, то значит, все обстоит не совсем так, как ему казалось. Нельзя выносить суждения о человеке на основе количества зрителей в кинотеатрах или числа просмотров в ютюбе. Есть и другие, более глубокие и фундаментальные критерии. Возможно, если, кто и может ему помочь, то только Азаров. Звучит для него, Святослава, не слишком приятно, но что делать, если так оно и есть.

Святослав сильно опасался, что застанет в комнате Алексея еще и Соланж. Но к его облегчению брат был один. Ему показалось, что Азаров чем-то расстроен, взгляд, который тот бросил на него, был какой-то растерянный, словно бы просящий о помощи, что было совсем не свойственно ему. Но сейчас Святославу было не до того, чтобы пытаться выяснить, что случилось с Алексеем, он был слишком озабочен собственным состоянием.

Азаров встретил брата настороженно. Он был уверен, что тот собирается выяснять с ним отношения из-за Соланж. Он может его порадовать известием, что она ушла и от него.

— Алеша, ты вроде бы собрался завтра уезжать? — постарался как можно миролюбивей спросить Святослав.

— Собрался, — подтвердил Азаров. — Хватит пребывать на харчах Михаила. Правда, я намерен возместить ему все затраты на себя и Ростика.

— Ты собираешься ему заплатить? — изумился Святослав.

— А что тут такого. Мы с ними идеологические противники. Я не желаю жить за его счет. Как политик я не могу себе такое позволить. Ты это понимаешь?

— Понимаю и поддерживаю тебя. Я ему тоже заплачу.

— Ты-то зачем, у вас же с ним нет принципиальных разногласий. А эти копейки, что он на нас тратит, ему как слону комариный укус.

— На счет разногласий ты не прав. Они есть, правда, скорее эстетические, чем политические. Но еще неизвестно, какие важней.

— Ты полагаешь. — Азаров с некоторым сомнением взглянул на брата. — Как-то об этом не думал.

— Поверь, я знаю, что говорю. На самом деле, подлинная граница между людьми проходит не по политическим, а по эстетическим принципам. Я это наблюдал бесчисленное число раз. В кино это очень заметно.

— Не стану спорить, раз ты говоришь, значит, так оно и есть. — Азаров на секунду задумался. — Ты пришел ко мне с каким-то вопросом?

Святослав прямо в лицо посмотрел Азарову и усмехнулся.

— Да, но не с тем, о чем ты думаешь. Возьми меня с собой.

— Куда? — растерялся Азаров.

— Не знаю, просто с собой.

— Прости, Святослав, я тебя не совсем понимаю.

— Ничего удивительного, — кивнул головой режиссер. — Я сам себя не слишком хорошо понимаю.

— Ты у нас человек творческий, а потому понять тебя не просто. Но снизойди до нас, простых смертных, объясни, что ты имеешь в виду?

— Понимаешь, что-то со мной тут случилось. Я будто бы потерял самого себя.

— И как это проявляется?

— Помнишь: «распалась связь времен». Что-то такое случилось и со мной. Я не знаю, что и как мне снимать. Я ощущаю себя в какой-то пустоте. Такого со мной еще не было.

— Все бывает впервые.

— Это так, — усмехнулся Святослав. — Но как-то от этого легче не становится. Может, уже возраст не тот.

Азаров задумчиво взглянул на брата.

— Знаешь, в чем твоя беда?

— Если скажешь, узнаю.

— Ты слишком привык к успеху. А он не бывает постоянным.

— Соглашусь с тобой. Но я уже такой и другим не буду.

— А вот это никто не знает. Ну, хорошо, давай перейдем к конкретике. Чем я могу тебе помочь?

— Если бы знать, — вздохнул Святослав. — Но только ты и можешь помочь.

— Не слишком ли трудная задача?

— Трудная, — согласился Святослав. — А что делать? Мне позарез нужно снова установить связь со временем. Если этого не сделаю, то, как режиссер, я погиб.

— И ты хочешь, чтобы я тебе помог?

— Да. Хочу посмотреть, как у вас все это происходит. Может, тогда я обрету что-то новое. Наверное, я незаметно для себя исчерпал свои прежние возможности.

— Должен предупредить, это опасно. На нас совсем скоро власть обрушит репрессии. Можно загреметь в тюрьму.

— Это было бы здорово!

— Ты так считаешь. Русская тюрьма совсем не то, что голландская или норвежская. Это филиал ада на земле. Тебе там точно не понравится.

— Не сомневаюсь, но возможно, это как раз то, что мне нужно.

— Ну, если ты хочешь там оказаться, я могу тебе это почти гарантировать. Вот только потом не пеняй на меня. Я тебя предупредил.

— Спасибо за предупреждение, я уже давно сам несу за себя ответственность. Будем считать, что мы договорились?

— Да, — подтвердил Азаров.

Святослав направился к выходу из комнаты. Внезапно остановился.

— А где Соланж? — спросил он.

Азаров посмотрел на брата и отвел глаза.

— Ее тут нет и, наверное, уже не будет, — ответил он.

Азарову показалось, что в глазах брата засияла радость. Но так это или не так, понять не успел, Святослав стремительно вышел из комнаты.

Михаил Ратманов пил непрерывно уже целый час. Была опорожнена одна бутылка и тут же открыта следующая. Но самое удивительное, что, несмотря на влитую в себя большую дозу алкоголя, он не пьянел. Точнее, пьянел, но как-то не так, как обычно. Движения были неровными, ноги неуверенно держали тело, руки плохо слушались, а вот сознание было ясным, оно не подчинялось алкогольным парам. А именно его он хотел в первую очередь отключить.