Владимир Гурвич - В долине смертной тени [Эпидемия]

Ратманов обернулся, Шевардин вручил ему пакет с ножом.

— Я на вас не в обиде, Михаил Германович. — Шевардин на несколько мгновений задумался. — Убивать — это искусство, не каждый может. В следующий раз не делайте это, оно не для вас. Попросите Софью Георгиевну разбудить вас на обед. А я с вашего разрешения пойду, посмотрю, что у нас с охраной.

Ратманов проводил Шевардина взглядом и поплелся к дому, по-старчески шаркая ногами.

Шевардин сидел на диване в своей комнате и смотрел на тумбочку, в которой он спрятал контейнер с ядом. Но думал он сейчас не о нем, а о том, что только что произошло. А ведь он был на волоске от смерти, он так глубоко ушел в себя, что обнаружил появление Ратманова уже тогда, когда тот занес нож над головой. Если бы не выучка, не долгие тренировки в спортзале, быть бы ему сегодня убитым. Этот огромный тесак распорол бы все его внутренности. Он в таких делах дока; в свое время, когда был на оперативной работе, нагляделся. До сих пор от воспоминаний об этих зрелищах всего переворачивает. И не то, что он чересчур впечатлительный, просто надо иметь стальные нервы, чтобы спокойно смотреть на подобные картинки. Нормальному человеку лучше их никогда не видеть.

Смерть вообще ужасна во всех своих проявлениях, а уж в таких — особенно. Внезапно его словно током ударила мысль — завтра он обязан стать ее проводником и отправить в мир иной человека. Как же легко и просто те, кто планируют такие вещи, выносят смертные приговоры. Неужели ничего внутри них не екается? Ну, да, они же сами не отправляют людей на тот свет, за них это делают другие.

Шевардин вспомнил разговор на конспиративной квартире. Оба его собеседника были абсолютно спокойными, говорили так, будто речь шла о самых повседневных вещах, например, о походе в магазин с супругами. Конечно, не им исполнять приговор, для этого есть такие люди, как он. Но ведь главные виновники того, что должно случиться, именно они. Он только исполнитель; пусть им может быть далеко не любой, то найти на эту роль человека все же не так уж и сложно.

А ведь он Шевардин, совсем ничего не имеет против Азарова, наоборот, этот человек даже нравится ему. Если бы в стране таких, как он, было бы гораздо больше, все в ней шло бы по иному. И правили бы совсем другие люди, и приказы отдавались бы тоже другие. И ему бы не пришлось сейчас мучиться из-за необходимости совершить такой ужасный поступок.

А если взять, да исчезнуть, пришла к Шевардину мысль. Время на это у него есть. Деньги — тоже, он вполне может где-нибудь пересидеть, а там… Нет, не получится, он хорошо знает возможности конторы, рано или поздно она обязательно на него выйдет. В ней действует принцип — предательство не только не прощается, но и не имеет срока давности. Однажды отравят его, возможно, даже таким же ядом, что у него в тумбочке. Да еще сделают так, чтобы он умер в страшных муках. Есть такие специалисты, которые специализируются на том, чтобы у жертвы был бы именно такой конец. Надо ясно признаться себе, что некуда ему бежать, с его стороны это станет самым опрометчивым поступком в жизни. Нет другого варианта, кроме как выполнить задание. К тому же обещали повышение, а он давно засиделся в одном чине. Многие, кто начинали вместе с ним, его обогнали. И он знает, что, по крайней мере, некоторых из них смотрят по этой причине на него свысока. Он прекрасно помнит, какое унижение переживал в эти минуты. Поэтому он выбирает отравление. Это займет совсем немного времени, зато обеспечит не просто его будущее, главное, он останется в живых.

Так уж в мире устроено, что ни на миг не стихает непримиримая борьба разных сил. Одни в ней побеждают, другие проигрывают. И никому не дано поменять такое течение вещей. Самое разумное для него при таком раскладе — подчиниться обстоятельствам и не задаваться вопросами — правильно или не правильно поступает. Пусть этим занимаются те, кто все это придумал и послал его на задание. Он всего лишь пешка в большой игре, и не надо изображать из себя ферзя. Для него это может только кончиться одним — его однажды столкнут с этой шахматной доски.

Обед проходил при полном молчании, если не считать предваряющую его молитву отца Варлама: «Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго».

Все молча выслушали ее и принялись за еду.

Азаров и Соланж сидели рядом, но при этом словно не замечали друг друга. Каждый смотрел в противоположную от другого сторону.

Но больше всех поражал Михаил Ратников своим видом. Он словно бы за то время, что прошло после завтрака, постарел на несколько лет. Лицо было серым, щеки обвисли, как у бульдога, глаза такие мутные, что рассмотреть их выражение не было никакой возможности. Он почти не ел; у него явно отсутствовал аппетит.

Софья Георгиевна с испугом поглядывала на мужа, таким она его еще не видела, но тоже молчала. В том, как он выглядел, она винила себя. Но и отступать от своих намерений не собиралась, хотя ее решительность отчасти была поколеблена. Если так будет продолжаться, Михаил сляжет с какой-нибудь нервной болезнью. Очень трудно даются всем эти перемены, а это всего лишь начало, дальше будет намного хуже.

Она решила, что ей непременно нужно будет поговорить с отцом Варламом; он ее главный источник силы духа, из которого она может подпитываться энергией. Если священника рядом не будет, ей станет гораздо тяжелей.

Даже обычно оживленный Ростик был не похож на самого себя. Он сидел рядом с Ренатой, но почти не обращал на нее внимания, а был целиком погружен в свои мысли. Она с удивлением посматривала на своего родственника, но ни о чем не спрашивала. Ее сильно угнетала царящая за столом атмосфера всеобщего отчуждения. Она сгущалась постепенно, в течение всех последних дней, но, кажется, сейчас достигла апогеи. Рената хотела, но не представляла, как изменить ситуацию. Неужели так подействовала на всех эпидемия и изоляция? Говорят, что отправляющихся в долгий полет космонавтов тщательно подбирают на основе психологической совместимости, а здесь собравшиеся люди тоже в каком-то смысле находятся в длительном космическом путешествии, вынуждены постоянно друг с другом соприкасаться. И, кажется, резервы для этого подходят к концу.

Едва обед завершился, Ростик вскочил со своего места и бросился туда, где сидели Азаров и Соланж. Они уже собирались покинуть столовую.

— Пожалуйста, не уходите, — попросил Ростик. — Мне нужно вам кое-что сказать.

Азаров и Соланж переглянулись, едва ли не впервые за последние часы, посмотрев друг на друга.