Матс Страндберг - Последняя комета

Казалось, я увидела привидение. Словно мертвая Тильда забрала с собой свою мать.

От Каролин, которую я знала, не осталось и следа. Неимоверно энергичная, светлоглазая и с блестящими волосами, раньше она вся светилась здоровьем. Она ежедневно тренировалась и правильно питалась. Кушала на завтрак чиа-пуддинги и пила свежевыжатый овощной сок. Ее белоснежная улыбка могла служить живой рекламой стоматологической клиники, где она трудилась стоматологом-гигиенистом, а ее осанка оставалась прямой и грациозной, благодаря короткой карьере фигуристки в подростковом возрасте. Сейчас же ее глаза казались мертвыми. Губы шелушились. А кровеносные сосуды на висках пульсировали так, словно пытались прорваться сквозь кожу наружу.

Когда я вошла в прихожую, мне показалась, что я чувствовала запах хлорки и мокрого полотенца. Аромат нашей с Тильдой прошлой жизни. Все выглядело, как и раньше, но одновременно каким-то образом резко отличалось. Как мне объяснить все так, чтобы ты понял, насколько ужасно это ощущалось? Казалось, сам дом пребывал в печали, словно солнечный свет больше не проникал внутрь. Как будто смерть повсюду наложила свой отпечаток. Мы расположились в гостиной на диване, где я и Тильда часто лежали после школы и смотрели сериалы, проверяли друг у друга домашние задания и мечтали о будущем. Тогда там жила семья. Сейчас Каролин осталась одна в тех же стенах.

Она спросила о моем самочувствии, и я рассказала как можно короче. При этом она явно смотрела на меня так, словно не верила, что именно я сидела перед ней. Пожалуй, она тоже воспринимала меня как призрак. Я пришла к ней в парике, попыталась нарисовать себе брови кайалом, который никогда не использовала прежде, но я знала, как выглядела со стороны. Как мой наряд висел на теле. Каролин в какой-то момент будто стало стыдно. По-моему, она тогда подумала что-то вроде «Это ты должна была умереть. А не Тильда». Примерно такая мысль, вероятно, вырвалась из ее подсознания, прежде чем она успела взять себя в руки.

Каролин поинтересовалась, верю ли я в виновность Симона, и я ответила, что не знаю.

Она поведала мне, какие цветы собиралась срезать в саду для украшения гроба. И мы посмотрели отобранную ею фотографию Тильды. Ее напечатали в местной газете пару лет назад. Фотографировали в бассейне. На ней Тильда все еще в шапочке для плавания. И она с того дня, о котором я уже рассказывала тебе, когда она только победила в квалификационных заплывах и попала на Юношеский чемпионат и еще утешала меня потом.

– Я всегда очень гордилась Тильдой, – сказала Каролин. – Но сейчас постоянно задаюсь вопросом, не слишком ли я понукала ее.

Я попыталась разуверить мать на сей счет. Объяснила, что никто столь сильно не давил на Тильду, как она сама давила на себя.

– Но, пожалуй, именно я сделала ее такой, – сказала Каролин. – Возможно, она считала, что ей приходилось так стараться именно ради меня.

Я много думала о том, что Аманда написала в чате. Откуда, собственно, взялся «менталитет победителя» Тильды?

– Я всегда желала ей только хорошего, – говорит Каролин.

Есть ли хоть толика правды в ее опасениях? Она, вне всякого сомнения, чаще всех других родителей сопровождала свою дочь на соревнования и в спортивные лагеря. До хрипоты кричала на трибунах. Приходила к ней в раздевалку и обсуждала стратегию. При всех подвергала сомнению установки Томми, заявляя, что, по ее мнению, «Аманда не может плыть на последнем этапе, поскольку не выдержит давления». Однажды Тильду дисквалифицировали из-за ошибки при повороте. И Каролин тогда орала на судью, пока Томми не увел ее прочь. Другие родители пару раз жаловались на нее.

Сейчас, когда я это пишу, я не вижу в таком поведении ничего хорошего. Но в ту пору я не обращала на подобное внимание. Мне казалось, что все в порядке вещей. Каролин заботилась о дочери, как умела. И там, пожалуй, хватало и плохого, и хорошего. Она подбадривала, помогала, организовывала переезды и проживание, находила деньги. Наверное, я могла даже завидовать, что Тильду так поддерживали домашние. Папа болел за меня тоже, конечно. Приходил на соревнования при любой возможности. Но ему было очень далеко до Каролин.

Тильда порой могла считать ее слишком назойливой. Но она, прежде всего, гордилась своей матерью. И любила ее.

Я, конечно, старалась, как могла, утешить Каролин, но в таких ситуациях никакие слова не помогают. Будь у нее больше времени впереди, она, пожалуй, в конце концов свыклась бы жить со своей печалью, но осталось всего три недели. И от Класа нет никакой подмоги. Наоборот. Они постоянно ссорятся из-за похорон. Он хочет, чтобы на них верховодил священник Истинной церкви. И не желает, чтобы Тильду кремировали. Но морг переполнен. И вряд ли все тела успеют похоронить до 16 сентября.

– Я не хочу, чтобы она лежала в холодильнике и гнила, – сказала Каролин.

И она добилась своего. Тело, которое Тильда столь старательно тренировала, должны были предать огню.

Когда пришла пора уходить, Каролин взяла меня за руку. Она заявила, что не знала, какая кошка пробежала между мной и Тильдой, но что это абсолютно ничего не значило больше, поскольку когда-то нас действительно связывали особые отношения.

А затем она спросила:

– Ты ведь придешь на похороны? – И добавила: – Тильда бы этого хотела.

И я не смогла сказать «нет».

А потом всю дорогу до дома я думала об одном. Конечно, Тильду мог убить абсолютно посторонний человек. Но если это сделал кто-то из ее знакомых, он, вероятно, тоже должен был прийти на похороны.

Я посмотрела новости. Почти сотня погибших и тысячи бездомных после землетрясения в Стамбуле. Авария на неукомплектованной персоналом атомной электростанции в Раджастане. Новые боевые столкновения в Сирии, где люди уже давно жили в ситуации, похожей на апокалипсис.

Мир пока еще существует. Но лично я почти ни на что не в состоянии повлиять. Даже на собственное тело. Но, пожалуй, я сумею найти того, кто убил Тильду.

Мне очень хотелось бы в одном из моих посланий рассказать тебе, что я в чем-то преуспела. Сделала что-то хорошее, важное, прежде чем все закончилось.

Тебе, наверно, интересно, так ли это важно на самом деле? Какую роль это играет для семнадцатилетней девушки, умершей за несколько недель до гибели человечества?

Для всего мира – совсем никакую. Но это важно в моем собственном мире.

Меня не было рядом, пока она была жива. Но сейчас я хочу сделать что-то ради нее.

И мне необходимо выяснить, кто ее убил.

Одетая в черное женщина в белых матерчатых перчатках заворачивает «Мона Лизу» в шелковую ткань. Самая известная в мире картина – хотя я никогда не понимал, чем она так хороша, – гораздо меньше, чем я думал. Женщина рассказывает о том, как ее после облучения поместят в заполненный аргоном футляр из нержавеющей стали, чтобы никакая плесень не смогла появиться внутри. Она показывает другие произведения из Лувра, которые они также попытаются сохранить. С любовью смотрит на безрукую статую Венеры Милосской. Ее вырубили из цельного куска мрамора так, словно она жила там внутри постоянно и скульптор просто помог ей освободиться из каменного плена. Это произошло в Греции более двух тысяч лет назад. Сейчас ее решили снова спрятать среди камней, в алмазной шахте в Сибири. Голос за кадром рассказывает, какая ужасная погода стояла там, когда ее начали разрабатывать в 50-х годах прошлого века. Тогда зимы были настолько холодными, что металл трескался, а солярка замерзала.