Гейнц Зенкбейль - Воспитание жизнью

Дочурка помогла мне забыть все неприятности.

Мое отношение к Анжеле тоже изменилось. Не скажу, что это было прежнее чувство, упрямое, нетерпеливое. Что это было, не знаю, но меня все больше и больше тянуло к Анжеле — к матери моей маленькой Бэрбель. В один прекрасный день я решил положить конец нашим странным отношениям и предложил Анжеле зарегистрироваться.

Ответ Анжелы удивил меня:

— Если бы ты предложил мне это год назад, я, не задумываясь, сказала бы «да». Но сейчас я не знаю… любишь ли ты меня. Поэтому давай не будем торопиться. Я не хочу, чтобы ты женился на мне из жалости.

…Прошло лето. Я окончил военную школу и получил звание унтер-офицера. Как одного из лучших курсантов, меня оставили в школе. Теперь я сам должен был помогать готовить будущих командиров орудий. Осенью расчет, которым я командовал, занял первое место в соревновании. Все упражнения расчет выполнил в рекордное время. Без всякого сомнения, здесь дал себя знать метод унтер-офицера Виденхёфта, который я использовал в своей работе, внеся в него кое-что свое. Весь расчет получил двухдневный отпуск, а я, кроме того, был награжден значком отличника Национальной народной армии. Все эти события отодвинули Три Ели на задний план.

Поздней осенью я и Анжела в одно и то же время получили отпуск. Мы решили никуда не ехать. Каждый день, забрав дочку из яслей, мы отправлялись гулять. Когда же погода была плохой или малышка спала, мы шли куда-нибудь вдвоем. В один такой тихий солнечный день мы катались на лодке по озеру. Анжела сидела у руля, я греб.

— Фреди, если я выйду замуж, угадай, за кого? — неожиданно спросила Анжела.

— Ну?

— Отгадай!

— Я не умею отгадывать.

— Неужели это трудно? Ты же знаешь мой вкус, Фреди!

— Иногда я не понимаю тебя, Анжела, особенно в последнее время: ты стала совсем другой.

— А какой именно?

— Более серьезной, красивой, — помедлив, ответил я.

— А ну-ка, Фред, повтори это еще раз.

— Да, Анжела, ты стала еще красивее.

— И тебе это нравится?

— Да, очень.

Лодка плавно покачивалась на воде. Неожиданно Анжела вскочила со своего места и перебежала ко мне. Движения ее были столь стремительными, что мы чуть не перевернулись. Она села рядом со мной и приказала:

— Подвинься, Фреди. Мы будем грести вдвоем.

Через неделю мы поженились.

Теперь я могу спокойно досказать свою историю. Разумеется, в жизни нашей маленькой семьи были свои трудности. Прежде всего нам хотелось получить квартиру, так как Анжела все еще жила у отца. С отцом Анжелы жить было можно. Он с удовольствием занимался с нашей дочуркой. Гораздо труднее было с тетушкой, которая, как и раньше, смотрела на меня, как на чужого человека, а в Анжеле видела не столько мою жену, сколько свою племянницу, совершившую непоправимую ошибку. В довершение ко всему по вечерам, когда наша дочурка была дома, тетушка старалась воспитывать ее по-своему. Нередко случалось так, что мне скрепя сердце приходилось уступать ей, и все же иногда атмосфера накалялась до предела.

Один раз дело дошло до настоящего скандала: тетушка вдруг заявила, что ребенка обязательно нужно крестить. Я, конечно, решительно возражал, но она не унималась. К счастью для нас с Анжелой, к тому времени моя сестренка вышла замуж за Удо и ушла жить к нему. Поэтому мы могли переехать к моей маме. Мы так и сделали. Мама была рада. Очень быстро у них с Анжелой установились дружеские отношения, и Анжела даже стала считать мою маму своей.

Следующей весной мне дали квартиру на окраине города, неподалеку от училища, в котором я работал. Квартира была небольшая: комната, кухня и кладовая. Но мы были довольны.

Связи с заводом я не порывал. Бывали случаи, когда я, придя к своим бывшим коллегам, снимал форму, надевал комбинезон и помогал Георгу ремонтировать пресс.

В такие минуты Георг обычно говорил мне:

— Фред, твое место свободно, так что можешь вернуться в нашу бригаду!

— Держи его пока, Георг, — шуткой на шутку отвечал я другу.

Со временем Георга сделали мастером участка. Удо стал хорошим специалистом. Кезебир мало в чем изменился. Правда, почти бросил пить: у него обнаружили камни в печени.

Вот и все новости.

А как же Три Ели?

Не скрою, я довольно часто вспоминаю Три Ели. К сожалению, я редко получаю известия оттуда: раз в месяц мне пишет маленький Дач. Пауль Кольбе и Шлавинский уже демобилизовались. Пауль после демобилизации вернулся в МТС, где возглавляет бригаду. Шлавинский демобилизовался позже и с октября учится в институте инженеров связи. Руди Эрмиш остался на сверхсрочную и работает в артиллерийской мастерской нашего полка сварщиком. Написать мне письмецо он ленится и обычно передает приветы через Дача. Петер Хоф и капитан Кернер из полка ушли. Мой бывший командир батареи учится сейчас в военной академии Фридриха Энгельса, а Петер решил стать офицером и усиленно готовится к экзаменам для поступления в офицерское училище. Петера я хорошо знаю и уверен, что он добьется своего и станет хорошим офицером.

Лейтенанта Бранского (ему присвоили звание старшего лейтенанта) назначили командиром батареи вместо капитана Кернера, а товарищ Виденхёфт стал командиром взвода. Виденхёфт теперь уже старшина.

В нашем расчете из старослужащих остался только ефрейтор Дач. После моего отъезда из Трех Елей ему поручили проводить шефские занятия со школьниками. От него я и хотел узнать что-нибудь о Софи, но Дач ни разу не упомянул о ней в своих письмах. Я уверен, что Софи по-прежнему работает учительницей. Иногда я вспоминаю ее, так как забыть хорошего человека не так легко.

Вечером после захода солнца последний тягач батареи вышел в указанный район. Командиры взводов вылезли из своих машин и побежали к машине, в которой ехал командир батареи, чтобы получить указания. К наступлению темноты все гаубицы были искусно замаскированы в лесу.

Около полуночи командир дивизиона вызвал к себе по рации комбата. Ночь выдалась темная, ветра почти не было, и лес казался пустым и безжизненным.

Артиллеристы, находившиеся возле своих орудий, тихо переговаривались. Тревога застала их врасплох. Многие собирались пойти в клуб и посмотреть фильм, как вдруг…

И вот они уже сидят в лесу, зажав между коленей карабины и автоматы, и ждут приказа на марш.

Говорили об отпуске, о еде и сне, строили планы на ближайшее будущее. Короче говоря, разговор велся как раз о таких вещах, от которых им на некоторое время приходилось отказаться.