Джесс Лури - Когда деревья молчат

– Ладно, – сказала я и начала уже уходить, но потом остановилась. – Пап?

Он не шелохнулся, его глаза впивались в меня.

– Да?

Я почти струсила, но также я не могла избавиться от образа Уэйна в автобусе, напуганного и злого одновременно, когда я спросила у него про Краба.

– А сержант Бауэр не рассказывал тебе больше ничего про мальчиков из Впадины, на которых напали?

Стайка черных дроздов поднялась в воздух в мамином саду, наверное, их спугнула Змейка.

Папа рассмеялся – отрывистый, мерзкий звук.

– На них никто не нападал.

Я сделала шаг назад.

– В каком смысле?

– В том, что они врут, если утверждают это.

Но он не мог этого знать. Он не смотрел в глаза животного, которое поселилось в теле Краба, не видел в ужас на лице Уэйна. Папа что-то скрывал. И это отличалось от его обычных секретов, я это чувствовала, это было связано с Бауэром.

Мне придётся покопаться в его ящиках.

Я уже делала так раньше. Это было не особо приятно – копаться в тех грязных журналах; в тех красно-черных картинах, которые он рисовал, что так отличались от его скульптур; в той книге, которую он утверждал, что писал, но которая на самом деле была похожа на дневник, вот только у всех там были лазерные пистолеты. Я не находила ничего удивительного, ничего, кроме нескольких писем, которые написала ему тётя Джин, когда была маленькой. Она называла его своим лучшим старшим братом. Это застало меня врасплох, но, пожалуй, у всех у них была своя жизнь до моего рождения.

Но я никогда не лезла в его студию. Или в подвал. Наверное, именно с этого мне и следует начать, как только мама и папа выйдут из дома. Может, мне даже удастся уговорить Сефи помочь мне.

Я обнаружила её на коленях в ванной, она отмывала кран старой зубной щёткой.

– Папа сказал, что мы весь вечер можем отдыхать!

Она пересела на корточки.

– Сомневаюсь.

– Правда! Типа потому что нам завтра придётся куриц разделывать. Но он сказал, что играть можно только в блуждалки, – ухмыльнулась я. Неважно, знала ли она, что в конце я соврала. Это было весело в любом случае.

Мы играли в блуждалки с тех пор, как нам исполнилось пять и семь лет. Надо было накрыть себя простынями, закрепить их повязками на глазах, привязать себя друг к другу и без обуви, в одних носках неуклюже расхаживать по лесу вокруг нашей собственности. Где мы окажемся в конце, можно было только гадать. Мы теряли часы, играя в ивовые прутья, смеясь, цепляя на себя колючки репейника. Это было самое лучшее развлечение, но Сефи отказывалась играть с прошлого лета. Она сказала, это потому, что она начала учиться в старшей школе. А я сказала, что просто её маленькая грудь не даёт ей держать равновесие.

Сеф закатила глаза, но они так и сияли.

– Я для этого слишком взрослая.

– Нельзя вырасти из расхаживания в простыне. Пожалуйста? У нас осталось совсем немного времени до ужина.

Она посмотрела на зубную щетку и на полоску порошка, которым она мыла. Ванна была белой по сравнению с оставшимся серым порошком. Я видела, что она хотела выжать побольше из этой сделки, но её добрая натура победила.

– Ладно.

– Ю-ху! – Я не дала ей время передумать. Я помчалась искать всё необходимое, а потом вывела её на улицу. Мы захихикали после того, как набросили простыни, как призраки в Хэллоуин, но остановились, когда надели повязки, которые удерживали их на месте.

– Надо привязать наши колени друг к другу, – предложила Сефи.

Тогда я и поняла, что она полностью в деле. Связка на коленках была самой сложной. Тогда нам нужно было договариваться о каждом шаге, чтобы не свалиться, как мешок с картошкой. Я позволила Сефи завязать узел. У неё это лучше получалось, чем у меня.

– Эй, – сказала я, пока она обматывала верёвку вокруг моей коленки. – Мне правда кажется, что Уэйн в тебя втюрился. Он спрашивал про тебя позавчера. Я забыла сказать.

Я не видела её лица, но я знала, что она улыбалась.

– Что он спросил?

– Какой твой любимый цвет.

По дерганью веревки я поняла, что она обмотала и свою коленку. Дурашка залез под мою простыню, и я его оттолкнула.

– Как думаешь, на него напал Растлитель Честер, как на Краба? – спросила Сефи.

Унижение и страх, которые я испытала, когда Краб загнал меня в угол в оркестровой, вернулись, обернувшись вокруг моих ребер, как слишком тугая веревка.

– Я думаю, что папа может знать. Мне кажется, он уже говорил об этом с сержантом Бауэром. Не хочешь помочь мне потом порыться в его вещах?

– А что мы будем искать?

Я пожала плечами под простыней.

– Не знаю. – Я вспомнила слова мамы о том, что напавший на Краба был в маске. – Улики, наверное. Например, может, Бауэр дал папе копию полицейского отчета и там написаны имена пострадавших мальчиков и что с ними случилось?

Мы какое-то время молчали.

– Ты правда думаешь, что я нравлюсь Уэйну? – тихо спросила она.

– А чему тут не нравиться? – Я стряхнула с себя тревогу и шагнула вперёд, проверяя узел. Сефи скользнула со мной безо всяких слов. – Только кроме храпа. И воняешь ты, как ослиха. Но в остальном…

– Я не храплю.

Теперь мы почти бежали, держа руки перед собой, и мою кожу покалывало от предвкушения столкновения. Кошеная лужайка уступила место густой траве и хрустящим палочкам на опушке леса. Мы направились в лес, запах тайн и гниющих листьев становился все сильнее, вместе с тем как воздух – прохладнее.

– И к тому же, ты пахнешь, как сестра ослихи, – закончила Сефи.

Я засмеялась, и она тоже.

– Дерево! – предупредила я, когда моя рука встретилась с прочным стволом. Мы обе двинулись вправо, слегка ударяясь друг об друга.

– Ещё одно дерево! – захихикала Сефи и споткнулась.

Я поймала её за руку до того, как она упала.

– Эй, Сефи. Мне кажется, мама с папой нормально воспримут, что ты хочешь быть парикмахершей. ― Конечно, это не так. Но мне было хорошо, и я хотела поделиться этим чувством.

– Ты так думаешь?

– Определённо. – Мы молча хрустели нескольких минут. Когда под нами появилась узкая прогалина, мы обе упали в неё. Мой локоть задел что-то острое, когда я рухнула на землю.

– Ай!

– А где мы? – спросила Сефи рядом со мной. По правилам мы не могли смотреть, не могли снять простыни, пока не потеряемся окончательно. Но её голос был слишком тонким.

– Не знаю. Ты в порядке?

Порыв ветра дал мне понять, что она снимает простыню, что было явно против правил.

– Сефи!

– У меня идёт кровь.

Я ахнула и сбросила повязку, а затем и простыню. Мы были так глубоко в лесу, что игра света и тени в деревьях делала все вокруг похожим на подводный мир. Мы с Сефи лежали бок о бок в мокрой дубовой роще, которую никогда раньше не видели. Здесь пахло глиной, гнилью и медью. На коленке Сефи была тонкая кровоточащая полоска. По её щекам текли слезы.