Юрий Мамлеев - Том 4. После конца. Вселенские истории. Рассказы

Галя даже слегка взвизгнула в конце…

Зея слушала, разинув рот.

— Черт знает что, — проговорила она, опустив руки.

— Не черт знает что, а блаженство. Постоянное блаженство, потому что твое тело всегда с тобой, где бы ты ни была. Надо только научиться его осознавать по-иному, не просто как тело, а как форму твоего внутреннего, особого бытия. Ну, до тебя дошло наконец?

Зея на этот раз не сослалась на черта, а задумалась.

— Как же это сделать? — спросила после раздумия.

— Ты моя сестра, пусть и двоюродная. В тебе моя кровь. В конце концов, несколько сеансов, и все. Я научу тебя, как медитативно погружать сознание в тело… Как наполнить его неким таинственным инобытием своего «я», своего сознания…

— Я ничего не понимаю, о чем ты говоришь. Ты философичка, изучала философию, а я простой, глупый человек, как все…

— Я тебе помогу. Сейчас, я вижу, тебе противно даже касаться своего тела. А тогда любое прикосновение к нему будет вызывать бесконечное, беспорочное блаженство. Ты коснешься рукой своей нежной шеи и замрешь от блаженства, от чувства «я», ясности в своем теле… Тихое блаженство, не такое, конечно, какое может быть в самом «Я», в чистом сознании…

— Ты опять говоришь о том, что никто не может понять… Слова простые, а понять невозможно, — прервала ее Зея.

— Ладно. Хочешь, начнем сеансы? Хоть завтра.

Зея вздохнула.

— Я поняла одно, что после всего этого я смогу полюбить свое тело, особенно шею, горло. Так?

— Естественно. Ты будешь любить свое тело как некое тайное, пусть временное, сокровище.

— Опять ты говоришь о непонятном? Ты прямо скажи: полюблю или не полюблю?

— Полюбишь, еще как полюбишь… Только при чем здесь шея? Это, конечно, трогательная часть тела, но речь идет обо всем теле…

Зея замотала головой.

— Тебе этого не понять, — съязвила она.

Галя расхохоталась и нежно погладила свою шею.

— Приходи. Но тебе придется напрячься умственно. Тело — это не кусок мяса, оно одухотворено духом жизни, исходящим от нас, из наших духовных глубин…

— Я описаюсь от таких речей, — возразила Зея. — Ничего не понимаю. Но приду.

И она пришла.

С медитацией и с проникновением осознанного самобытия в тело возникли, казалось, непреодолимые трудности. Зея все время грозилась описаться и потом на сеансе один раз действительно обмочилась.

— Трусики высохнут, — обозлилась Галя. — Но с головой у тебя плохо. Медитация недоступна тебе. Ты просто, как дура, засыпаешь… И вот совершенно неадекватная реакция на мои слова… Я сейчас дам тебе мои трусики…

Галя вышла и через минуты три вернулась с трусами. Зея расплакалась.

— Ладно, не хнычь… Я тебе их дарю… Ну неужели ты, просто прикоснувшись рукой к своему телу, к коленям, груди, животу, не чувствуешь нежности, какого-то элементарного чувства… Это ж твое тело, а не черт знает что, как ты говоришь, когда речь идет о твоем теле. Так нельзя жить — принимать свое тело за «черт знает что». Я бы сошла с ума.

Зея только всхлипывала. И вдруг ее прорвало. Нет, с медитацией, как всегда, было плохо, но вдруг она почувствовала нежность к своему телу и разрыдалась.

— Теперь я чувствую, — бормотала она сквозь слезы. — Это ведь жизнь…

И она с чувством прикоснулась к своей шее и сглотнула слюну, чтобы ощутить существование своего горла.

Дальше — больше. Зея уже вовсю чувствовала удовольствие от существования своего тела, особенно горла.

— Ну, пусть хоть так, — развела руками Галя. — Вот когда будешь падать в обморок от простого факта существования себя как тела, то я скажу: это прогресс. Но метафизическая глубина этой ситуации тебе недоступна. Так что можно на этой стадии закончить. Обойдемся даже без обмороков, а то еще ушибешься, хотя душа тело в таком случае охранит…

— Я как бы рада, — ответила Зея. — Но, знаешь, в душе-то пусто. Ни туда ни сюда. Вообще-то мне, по большому счету, по-прежнему безразлично, живу я или не живу. Я раздвоилась; ну, тело как бы жалею, а себя — нет. Мне все равно.

Галя опять раздражилась слегка.

— Это совсем из другой оперы. Я и так столько потратила сил, чтоб разбудить твое тело… Но с душой я не справлюсь. Над душой только Бог хозяйствует. А я сейчас уезжаю с дружком отдохнуть чуть-чуть.

— Ну, хорошо. А ты мне скажи прямо, по совести, где лучше — на этом или на том свете?

Галя расхохоталась.

— Как и здесь; кому как. Кому бублик, а кому дырка от бублика, как сказал великий поэт. Ты меня умиляешь, сестренка.

— Но все-таки. Скажи серьезно. Говорят, что там спят.

— Смерть есть сон. Это верно. Другой великий поэт написал:

— Вот это да! — Зея разинула рот.

— Действительно, «да»! В большинстве случаев душа, постепенно освобождаясь от своих оболочек, не только от физического тела, входит в состояние и спит, как в коконе, в другом пространстве, в другом мире до такого явления, как Страшный суд. На самом деле суд состоит в том, что свет, духовный свет, придет в мир, и тем, кто не подготовлен к жизни Духа, тем будет очень плохо.

— Опять ты меня пугаешь!

— Да это я не от себя говорю. Это известные вещи. Зея, если ты серьезно, я приду и помогу тебе в этом плане. Просто направлю тебя к знакомому священнику. Душа — это не тело.

— Да плевала я на свою душу. Неизвестно еще, есть она или нет. Может, она издыхает со временем, как и тело.

— Не говори чушь.

— Но вот что спят, как в коконе, — это хорошо.

— Еще бы. В этом случае бездна не захватит и не унесет; если душа благополучна…

— Не пугай.

— Ты разберись сначала с телом, а потом поговорим.

— Хорошо. Спасибо тебе, Галя, что ты обошлась со мной как с сестрой, а не как с чучелом.

— Наконец, кончай учебу, выходи замуж и рожай. Поможет.

— Не скажи. Одно мучение. Кто от меня такой может родиться? Так, пузырь какой-нибудь. И ему мучение, и мне.

— До того приведи себя в порядок. Или даже в хаос. Лучше, чем твое эдакое теперешнее состояние.

— Да я уже теперь на тот свет хочу. В кокон. Поспать.

— Не лезь, куда не знаешь. Сон, он разный бывает. Живи!

На этом разговор и сеансы закончились. Зея как бы оживилась, а Галя уехала.

После всего случившегося Зея ушла в раздумья. «Ехать к Трофиму или нет?» — спрашивала себя. Между тем и учеба была в относительной заброшенности, и остальная жизнь плыла, как призрак. Но к телу уже пробудился интерес.

Сидя перед зеркалом, рассматривала себя, гладила свои ладони, руки, чувствуя их внутреннюю отдачу.

— Это же мое, — с недоумением шептала сама себе.

Руки даже начинали слегка дрожать от этой мысли. «Ну, хорошо. Как будто это я. Мне приятно. А что дальше?» — думала она. «Что дальше» — Зея не знала. В душе по-прежнему оставалась сонная пустота. Однако тело понемногу нежнело и оттаивало.