Юрий Мамлеев - Том 4. После конца. Вселенские истории. Рассказы

Единственное, в чем был значительный прогресс, так это в отношении к своему горлу. Зея даже поглаживала его порой, и возникал легкий страх за его судьбу. Где-то на периферии сознания брезжил некий интерес к смерти и к покойникам. Но в основном, в центре ее бытия, было по-прежнему мертво. Было впечатление, что когда она более или менее родилась, душа ее остолбенела от всего увиденного и так и осталась остолбенелой по сей день.

Наконец звонок раздался. Хриплый, как будто с того света или из тюрьмы, голос Трофима произнес:

— Послезавтра к часу дня приходи. Тебя там ждут.

И он назвал адрес дачного поселка, улицу, номер дома.

— Скажешь: «Я Зея от Трофима».

Зея стала что-то лепетать, но Трофим прервал ее:

— Лепетать не надо. Просто поезжай. От Анфисы тебе привет и жалость.

И повесил трубку.

Зея вздохнула, обрадовалась. Другая испугалась бы ехать неведомо к кому за город. Да еще при наличии в стране развитого криминала. Но Зее вообще был чужд всякий страх. «Чего мне бояться, когда меня нет?» — один раз мелькнула в ее душе такая мысль. С тех пор ей все было по колено. Не мужество, конечно, а просто безразличие ко всему, что с ней будет. Правда, горло она слегка жалела.

В назначенный день она встала рано, попила чайку, и опять ее потянуло посмотреть на себя в зеркало. «Это я, — удивилась она. — Какая все-таки чушь».

…Ехать пришлось на электричке, минут сорок, однако. Мелькали забытые людьми, но не Богом, поля, леса, брошенные деревушки. Напротив Зеи сидел старичок, который с диким недоумением смотрел на нее и хотел, видимо, что-то спросить, чтобы рассеять недоумение свое, напрягался, но почему-то молчал, не смея выразить, что за загадка у него на уме.

…Станция оказалась пустынной, домишки шли куда-то вглубь, уютные до бреда.

Наконец она нашла домик. Дачка как дачка, а не как нечто неописуемое. Калитка, палисадничек, травка, окошечко, только кота не хватает в нем…

Постучала, нажала кнопку около мокрой двери. Открыл ей эту дверь совершенно дикий человек лет около 29–30… Волосы взлохмачены, рубашка вот-вот слетит с его тела, взгляд смотрит куда-то далеко, невесть куда, но в то же время неподвижен, словно зафиксирован на каком-то видении. Длинные руки, словно крылья. «Такой убьет и не заметит», — подумала Зея.

Он представился:

— Судорогов, — проговорил он. — А вас мы ждем.

— Я Зея.

— Проходите.

И Судорогов неожиданно погладил Зею по головке своей длинной, белой, исхудалой рукой. Зея от непонятливости спросила:

— А почему у вас такие исхудалые руки?

— От тоски.

И он повел своею тоской Зею внутрь, и внезапно, когда Судорогов распахнул в темноте какую-то дверь, Зея оказалась в большой до нелепости комнате, где за столом, как на Страшном суде, сидело рядком довольно много людей. Зея оледенела, и наконец-то вдруг внутри что-то екнуло, словно ей предстояла жизнь, похожая на смерть.

— Теперь это ваше общество, Зея, — проговорил Судорогов. — Сейчас к вам подойдет главный.

Из-за стола вышел сидящий в простом кресле грузный человек лет тридцати двух, не больше, чернобородый, и вид у него внешне был как у разбойника, если бы не глаза, горящие черным светом, изумительно проницательные. Он подошел к Зее, сказал «милости просим» и предупредил:

— Мы вас не съедим. Знакомьтесь с каждым.

Зея полумеханически подошла к столу. Отчего она остолбенела и обалдела, она не понимала. То ли люди были такие, то ли что-то невидимое и запредельное носилось в этой комнате, не раскрывая себя.

Поразил ее карлик, горбатенький, в правом конце стола. «Горбатенький, а такой веселый. Странно», — подумала она.

— Рудик, — жизнерадостно прошипел он.

Потом улыбнулся некто, похожий на доктора Фауста. Правда, Зея понятия не имела о Фаусте, но это было неважно.

— Марк Борисов, — представился он, из всей компании, пожалуй, самый нормальный на вид. В очках, среднего роста, в молодых довольно летах, меньше тридцати. Но взгляд жесткий.

Следующий за столом взглянул на Зею и, не говоря ни слова, вышел из комнаты, никого этим своим поступком не удивив. Зея коснулась рукой своего горла.

Навстречу ей поднялась молодая женщина, относительно высокая, гибкая, словно змея. Впрочем, глаза ее были совершенно отрешенные.

— Евгения Михина, или просто Женя, — сказала она. — Не бойтесь, Зея.

От этих предупреждений Зея приуныла.

— А как вас зовут? — бестолково обратилась она к тому, кого Судорогов назвал главным.

— Разве я не представился? — ухмыльнулся главный. — Никаноров Лев.

Зея обвела комнату взглядом. «Ну, всего было шесть человек, один вышел, — мелькнуло в голове Зеи. — Почему ж мне показалось, что их много?» Ее усадили за стол.

На самом столе было необычно: всего три бутылки с вином, хлеб, что-то еще; очень скромно, но много книг, лежащих около бутылок. Зея взглянула на название одной из книг, но ничего не поняла, даже голова заболела от странности. Ей было неловко, а главное — непонятно, что с ней будут делать. Вокруг вроде бы не мордовороты, люди начитанные, обещали не съесть, но вообще, может быть все что угодно. Зея в принципе давно уже считала, что мир — это черт знает что, и от него можно ожидать всего, что и в голову не придет. Могут укусить на улице, а могут расцеловать, да еще не просто расцеловать, а зацеловать. Были такие случаи. Могут деревья сдвинуться с места и пойти на людей, и запросто может быть всеобщая война внутри человечества. Может и все человечество разом, одновременно сойти с ума, со всеми необъяснимыми последствиями. Но может быть и вечный порядок. Но раньше ничто не удивляло и не пугало ее, а сейчас сердце почему-то екнуло, и она стала поглаживать свою шею, горло, так сказать. «Главное, чтоб не съели», — подумала она.

— Что вы так волнуетесь о своем горле? — вдруг спросила ее та гибкая молодая женщина, которая назвалась Женей.

Зея вздрогнула.

И вдруг дверь в комнату распахнулась, и вошла Галя, ее сестра.

«Это конец, — подумала Зея. — Вот она какая на самом деле».

Галю приветствовали. Она, нарядненькая такая, подошла к сестре и положила ей руку на плечо:

— Зея, видишь, ты в руках друзей и даже родственницы. Ничего бредового с тобой не будет.

— Что мне делать?

— Ничего, — шепнула Галя. — Просто присутствуй. Ешь, пей немного и слушай, о чем говорят.

— И что?

— Старайся не то что понять, о чем говорят, это невозможно для тебя пока, но вслушивайся душой в слова, входи в них, все равно ведь кое-что поймешь. Хотя бы формально живи среди нас. Проживешь здесь дня три, и мы увидим результат.

— А ты?

— Я здесь. Ночевать здесь буду. И я всегда готова тебе помочь.

У Зеи немножко отлегло от тела; она ошарашенно огляделась вокруг. Не было пения птиц, но что-то высокое носилось в воздухе. Но не только высокое, а больше непонятное.