Юрий Мамлеев - Том 2. Последняя комедия. Блуждающее время. Рассказы

— А это не я.

«Главное, наплевать себе в душу и перестать думать, — твердил себе Веткин даже за обедом у себя на кухне, — наплюёшь, и вроде легче станет. Оплёванному всё равно, что творится с соседями».

На несколько дней он стих. А потом раз вышел во двор — и не узнал людей вокруг него.

Все лица какие-то не такие. Появилось в них что-то совсем загадочное, точно и сами люди перестали быть привычными и отзывчивыми, какими Веткин их всегда видел и радовался, а стали чужими, не нашими, словно свалились из периода перед концом мира. Коля тогда закричал, но никто на его крик не обратил внимания. Мол, кричит там кто-то, покричит и кончит. Вольному воля. От крика ещё никто не умирал.

Думали эти чужие так или иначе, никто им, видно, не был судьёй.

Колю Веткина тогда страх объял. Подошёл он к одному и спрашивает: «Парень, ты кто? Ответь!» А тот молчит и смотрит на него совершенно отсутствующими глазами. Холод, холод, бесконечный холод объял Веткина. И тогда побежал он, как зайчик, лихо, скорей домой, в свою квартиру. Заперся там у себя и под столом запил. Благо водки накоплен был ряд бутылок. Пил водку из горла, захлёбываясь от чувств. Не по-чёрному, а как-то инопланетно даже пил. И забыл про отрицание самого себя. Дней через семь очнулся. Квартира разбита, мебель перевёрнута, но холодильник пустой. На полу следы от чертей. Но на душе почему-то стало радостно. Похмелье был раньше, а сейчас, после семи дней, какое похмелье: одна чистота в глазах. Вышел из квартиры, еле одет. На дворе всё, как прежде, до катаклизма, народ привычный, добрый, на Веткина сочувственно смотрит: дескать, совсем дошёл, выйти к людям не в чем. А вот и Пётр Палыч стоит с внучкой. И лицо у него своё, а не чужое. Улыбается Веткину. И внучка за его спиной хихикает. И ощутил Веткин всей душою своей, что это уже надолго, катаклизма больше не ожидается внутри личности человека. Какими они были, такими вроде и останутся. Колю осенило тогда счастье, и он решил им поделиться. Видит — один внимательный старичок у столба стоит. Задумался. Но взгляд проницательный. Коля скорее к нему. И рассказал обо всё подробно, с деталями, а начал, конечно, с лица Петра Палыча. Когда Коля закончил, старичок усмехнулся и спокойненько, рассудительно так, проговорил:

— Бывает.

(И пожал старческими плечами.)

Роман Зяблев и Зайцева Тоня, молодые и свободные люди, жили себе в не менее свободном браке. Сдавали престижную квартиру, доставшуюся им по наследству, и не тужили. Подрабатывали художественной фотографией.

Весёлая жизнь текла, как Ниагарский водопад. С утра раздавались телефонные звонки и сыпались приглашения на самые разнообразные тусовки. Мелькали лица, лилось винцо, ошеломляла музыка.

Но не только на банальные тусовки тянуло их. Тонечка, более чувствительная ко всему незнаемому, чем сам Роман, водила его на мрачовки. Так называла он тихие посиделки на кладбищах в компании двух-трёх самых интимных друзей. Среди них Тонечка особо выделяла некоего Артура Каркова, молчаливого субъекта лет тридцати с лишним. Иногда, впрочем, он изрекал что-то непонятное, и Тонечка любила его за таинственность. Появлялся он внезапно и так же внезапно исчезал.

Кроме мрачовок, Тоня и Роман забегали и на лекции, если тема была паранормальные явления. Особенно впечатлились они одной лекцией, где на основе современных научных теорий показывались возможности выпадения из настоящего в прошлое или даже в грядущее. Роман особо надеялся, посмеиваясь, попасть на какую-нибудь тусовку в далёком будущем. Кстати, на лекции объяснялось, что такое выпадение во времени случается совершенно неожиданно, спонтанно и не зависит от воли человека, ибо происходит это по причинам глубинным, даже космологическим. И приводились случаи из западных исследований, посвящённых этой теме.

На таких лекциях неизменно возникал Артур и тут же куда-то пропадал. Однажды, подмигнув Тонечке, он затащил свободных супругов на сеанс чёрной магии. Ни Тонечка, ни Роман ничего не поняли, что там происходило, ибо попали на этот сеанс изрядно выпившими.

И ещё два раза их заносило поздно вечером «на магию», как они выражались, в неприютную и незаметную квартирку на окраине Москвы. Всегда, конечно, в сопровождении Артура. Но поскольку за день Роман и Тонечка обычно посещали два-три мероприятия, то понять ночную «магию» уже не хватало умственных сил. Тонечка только нервно хохотала, когда совершался ритуал вызова душ умерших людей.

Потом посещения такого рода прекратились, но у Зайцевой возникала паранормальная особенность: приступы смеха у неё (она ведь была хохотушкой) нежданно и негаданно кончались слезами. Заплачет себе — и полный тупик. На тусовках-то не принято плакать. Приходилось убегать в клозет и там давать волю слезам.

Ничего её не спасло от этой странности, даже купленный Романом, хоть и подержанный, но достойного качества автомобиль. Зайцева почему-то боялась на нём ездить и предпочитала свою старую, потрёпанную в ДТП машину.

И такое состояние всё продолжалось и продолжалось. То её глаза горели неестественным счастьем, то наполнялись слезами жалости к себе. Роман подумывал, что она немного чокнулась, но он и сам не любил абсолютно нормальных людей. «Скукой от них веет сверхъестественной», — говорил он, позёвывая.

И так текла жизнь. Но однажды, летним свеженьким утром, они решили н не бежать сломя голову неизвестно куда, а просто прогуляться в соседнем парке.

Шли они рядышком по дорожке, как истинно влюблённая парочка, отдыхая душой. Кругом — безлюдно. Вышли на большую поляну и увидели заброшенный домик, которого раньше никогда почему-то не примечали. Заинтригованные, они вошли в дом и подошли к странному, необычной формы, окну.

И вдруг — как гром с неба, как видение в пустыне. Перед ними раскрылся дикий пейзаж, явно из далёких времён прошлого. Голый мамонт, увязший в болоте, пещерные люди, убивающие его, и вдалеке таинственные горы в дыму.

Роман остолбенел, словно превратился в камень. А Тонечка закричала:

— Какой ужас! Мы попали в прошлое! Что же делать, неужели отсюда нет выхода?!

Но одна мысль, как свет надежды, пронзила её. Она вспомнила, как на лекции говорили, что в некоторых случаях такое выпадение было временным и ошеломлённые путешественники возвращались назад в свой мир.

Вадим Галунов при всей своей свежести и молодости (было ему всего лет двадцать семь) обладал и незаурядными странностями.

С некоторыми он успешно справлялся, а с одной — никак. Впрочем, он с ней и не боролся.

Шёл уже двадцать первый век, и большинство людей боролось за выживание. А этот вообще ни с чем не боролся по-настоящему. Тем не менее, как-то само собой устроился в жизни, хотя не терпел никакого постоянства, правда, в основном это касалось отношения к женщинам.