Титус Попович - Жажда

В обед, когда молодой солдат принес щей, Джеордже чуть не бросился на него, чтобы разом покончить со всем. Но в последний момент он сдержал себя.

— Скажи, пожалуйста, когда меня расстреляют? — спросил он.

— Не знаю, — ответил солдат.

— Сегодня? — настаивал Джеордже.

— Я уже сказал вам, что не знаю…

Простой факт, что с ним заговорили вежливо, обратились к нему на «вы», так взволновал Джеордже, что у него задрожали руки. Он собрался попросить у солдата немного табаку, но не решился, боясь, что отказ уничтожит впечатление от этого благотворного «вы».

К вечеру в коридоре снова застучали подкованные сапоги, приклады винтовок задевали за дощатые стены.

— Нет… нет, товарищи… прошу, нет! — донеслись вопли младшего лейтенанта.

— Умри по-человечески, идиот! — закричал вне себя Джеордже.

После того как дверь захлопнулась, Джеордже вцепился в прутья решетки и застыл затаив дыхание. Однако прошло очень много времени, прежде чем вдалеке раздался приглушенный расстоянием залп. Почти успокоенный, Джеордже повалился на рогожу лицом вниз. «По крайней мере с достоинством, по крайней мере с достоинством», — бесконечно повторял он эти слова, пока они не потеряли всякий смысл и не превратились в ничего не говорящие звуки.

«А что такое «достоинство»? — с удивлением спрашивал он себя. — Не плакать, не кричать перед смертью, перед направленными на тебя дулами винтовок? Быть способным в этот момент впитывать в себя взглядом все, что видишь, — небо, землю, все воспоминания и образы, слившиеся воедино? Но для этого нужно только немного выдержки, да и того меньше. Конечно, лейтенант плакал и вырывался, но когда встал на краю могилы и услышал за спиной сухое щелкание затворов, он не поверил… В этот момент человек так же вечен, как земля, деревья. А при чем же тут достоинство? Это как во время атаки, когда знаешь только, что в тебя целится из траншеи противник, противник — люди… твои незнакомые братья…

Господи, помоги мне но поверить в этот момент, чтобы я мог разговаривать с солдатом, который поведет меня, спросить его о новостях с фронта и заставить его тоже страдать… Какая глупость! Я просто-напросто противник — один из многих, кого он ненавидит. Солдат будет стрелять бесстрастно и точно, как на полигоне, только мишень будет ближе».

Стемнело. Джеордже забылся. Но это был не сон, а какое-то отупение. Он с чудовищной ясностью слышал каждый шорох: ему казалось, что он различает голоса людей, говорящих где-то далеко за стенами камеры, но нет смысла напрягать слух, чтобы понять, что они говорят. Он чувствовал себя таким же ничтожным, как последний солдат, скошенный вместе с другими пулеметной очередью, — солдат Джеордже Теодореску.

Джеордже не мог себе представить, который был час, когда дверь отворилась и вошел молодой солдат.

— К коменданту, — коротко сказал он.

Джеордже быстро вскочил, потянулся, чтобы расправить затекшие руки и ноги, и принялся счищать с шинели засохшую грязь. Он старательно поправил фуражку, провел рукой по небритому подбородку и шагнул за дверь. Его удивляло, что ему не приходится цепляться за стены, а, напротив, в ногах появилась какая-то легкость.

Солдат постучал в дощатую дверь с надписью: «Комендант» — и слегка подтолкнул пленного вперед. На пороге Джеордже остановился, в лицо ему пахнуло приятным теплом и запахом свежих еловых досок. Перед ним была просторная комната, шкаф, стол с книгами, керосиновая лампа, на стене портрет Сталина, закуривающего трубку. За столом сидел советский майор, которого Джеордже не раз видел до побега. Это был довольно пожилой человек с поседевшей головой и усами, в очках в металлической оправе.

— Вы достаточно хорошо говорите по-русски, или понадобится переводчик? — спросил он удивительно приятным голосом.

— Нет, — почти выкрикнул Джеордже, — прекрасно понимаю и сносно говорю. (Мысль, что между ним и этим человеком, который решает его судьбу, может вмешаться переводчик, ужаснула его.)

— Хорошо. Прошу сесть, вот здесь передо мной. Снимите шинель, здесь жарко.

— Очень жарко, — улыбнулся Джеордже, но тут же лицо его окаменело, и он только добавил: — Как прикажете!

Джеордже повесил шинель, расправил выцветший рваный китель и уселся на стул перед майором.

— Я готов, — холодно сказал он. — Жду ваших распоряжений.

Майор не ответил: он оперся подбородком в ладонь и пристально посмотрел на Джеордже, потом подвинул лампу, чтобы свет падал тому на лицо. В полумраке лицо майора показалось Джеордже выразительным, как на картине.

— Да-а, — задумчиво проговорил он.

Потом он встал, и Джеордже заметил, что вместо одной ноги у него деревянный протез.

— Курите? — спросил майор и пододвинул кисет с махоркой и нарезанные кусочки газеты.

Пальцы выдали Джеордже, они предательски задрожали, и табак просыпался на пол. То же самое повторилось и при второй попытке. Страшно хотелось курить, но в конце концов Джеордже пришлось отказаться от этого и усталым движением положить кисет обратно на стол.

— Какая у вас гражданская профессия?

— Учитель…

— А-а… — протянул майор, — учитель… Почему не курите?

— Не могу свернуть, пальцы дрожат, — резко ответил Джеордже.

— Ага! Жаль… Боитесь?

Джеордже заколебался. Не выдержав взгляда майора, опустил глаза. «Что я должен ответить, чтобы не потерять свое достоинство?» — подумал он.

— Не знаю, — пробормотал он. — Сам не знаю, боюсь или нет.

Майор кончил сворачивать цигарку, зажег ее над лампой и протянул Джеордже.

— Почему вы сбежали? — спросил он сухо.

От первой же затяжки крепкого табака у Джеордже в голове все помутилось.

— Не знаю, — мягко ответил он. — Хотел попасть домой, — добавил он с грустной иронической улыбкой. — Слишком опротивела война.

— Те двое отвечали то же самое… — презрительно отрезал майор. — Война вам опротивела после того, как вы ее проиграли. Расскажите мне, как все произошло.

Медленно и подробно Джеордже рассказал обо всем. О том, как ночью к нему пришел полковник, о долгой дороге по степи и поимке. Когда он кончил, майор откинулся на спинку стула.

— И это все? — удивился он. — А что вы думали все это время, господин учитель?

Джеордже устало пожал плечами, («те двое отвечали то же самое. То же самое».), и вздрогнул. Майор наклонился к нему и медленно, подчеркивая каждое слово, спросил:

— Скажите мне, кто, по вашему мнению, виноват в этой войне?

Джеордже решил, что больше не стоит раздумывать над ответами, — не все ли равно, как умереть?

— Руководители всех великих держав, — ответил он, как школьник.

Он ожидал от майора взрыва возмущения. Но тот тихо засмеялся.

— Почему?

Резким движением Джеордже вскочил на ноги.