Титус Попович - Жажда

— Оставь меня в покое! — огрызнулся тот, и Глигор счел разумным послушаться его.

К полуночи, когда все успели охрипнуть и только неутомимый Павел распевал какую-то песню, в корчме появился Пику, пришел узнать, что говорят в народе. Он подсел к Кулькуше, заказал полбутылки вина и с жадностью осушил свой стакан.

— Ты где пропадал? — обратился к нему Кулькуша. — Слышал, что в селе творится?

— Слышал. Даровщину почуяли! Лезете, как свиньи в корыто!

Пику нарочно говорил громко, чтобы слышали голодранцы. Ишь носы позадирали! Черта лысого они получат, а не землю.

Пику едва сдерживал смех. С каким удовольствием объявил бы он им сейчас, что земля, о которой они мечтают, будет принадлежать ему. По крайней мере половина.

— Почему даровое? — возмутился Павел. — Даровое из милости протягивают, а тут сами берем.

— Тогда грабеж. Коли тебе больше нравится быть вором, чем попрошайкой, твое дело. И послушай, Павел, — багровея, продолжал Пику. — Хочешь знать, что вы получите? Вот что! — И Пику показал оторопевшему парню кукиш.

— А почему ты так говоришь? — робко спросил не отличавшийся храбростью Павел. С Пику лучше было не связываться.

— Что хочу, то и говорю. Не тебе запрещать. — Пику вскочил и подошел вплотную к Павлу. — Это ты мне взялся указывать? А ну, пошел домой!

Послышался шум отодвигаемых стульев, и в корчме воцарилась тишина.

— Что ты сказал? — дрожащим голосом спросил Павел, стараясь раскрыть в кармане складной нож.

— Убирайся отсюда! Марш! — взвыл Пику.

— А ну, сбавь тон, не лезь в бутылку, — вмешался Кулькуша. — Корчма не твоя.

— Сам домой убирайся! — крикнул Павел, видя, что его поддерживают. — Завидно стало, что нам землю дадут?

Но тут Пику схватил парня за рубаху и вытянул на середину корчмы.

— А ну брось, Пику, — с угрозой крикнул Лабош, засучивая рукава.

— Эх ты, падаль, — засмеялся Пику, с силой встряхнул Павла и толкнул его в грудь. Тот ударился спиной о стойку, схватил массивный сифон и бросился на обидчика.

— Ну постой, гниль чахоточная! Я тебя проучу!

Но Пику вдруг расхохотался, хлопая себя ладонями по бедрам.

— А ты уж рассердился? Не видишь, что шучу? Неужто в самом деле поверил, будто я не рад, что мужики землю получат? Так я и сам должен получить. Не даром на фронте был, легкие там себе погубил… Ведь я инвалид…

Павел опешил с занесенным над головой сифоном, боясь, чтобы Пику не сыграл с ним какой-нибудь новой шутки. Но тот хохотал и подмигивал ему.

— Хотел посмотреть, люди вы или тряпки. Браво, Павел! Дай бог тебе здоровья!

— Никакой земли мы не получим, — угрюмо буркнул Эзекиил, не сводя глаз с Глигора. — Только коммунистам дадут…

— А, это ты? — обернулся к нему Пику. — Я слышал, ты поругался с отцом.

— Поругался. А тебе что до этого?

— Попроси у него прощения. Слышишь?

— Замолчи, Пику, не расстраивай. Я, коли подниму бутылку, непременно огрею тебя по голове.

— Ты дурак. Сколько выпил?

— Три литра.

— Я заплачу… Получи, Лабош! — И Пику бросил бумажку на мокрую стойку. — Пошли со мной, Эзекиил. Пойдем, я вас помирю.

Не дав Эзекиилу опомниться, Пику вытащил его из корчмы.

Люди недоуменно смотрели им вслед.

— Видать, чахотка ему в мозг ударила, — заявил Миллиону.

Митру просунул руку под теплую спину жены. Флорица глубоко вздохнула и проснулась.

— Что-то не спится, — виноватым тоном признался Митру. — Мысли всякие в голову лезут.

— Смотри не свихнись, — шепнула Флорица.

— Не бойся. Мы, мужики, жили в большой темноте. Потому с нами и делали, что хотели. Теперь обязательно надо землю получить, сможем жить по-человечески. А то бедняку даже самого себя стыдно. Теперь все будет по справедливости. И я буду драться за справедливость в рядах коммунистической партии.

— Поступай как знаешь. Ты мужчина, и не мне тебя учить.

— Так-то оно так. Но я говорю тебе, чтобы знала, какие мысли меня одолевают. Я, Флорица, не хочу больше ни перед кем на коленях ползать, не по душе мне это. У меня нрав другой, и тебе-то он известен. Летом на пшеницу, что получим с директорской земли, купим плуг и корову. Землю я продавать не хочу. Да и кому продать? Клоамбешу? Послушай, я хотел спросить тебя — как, по-твоему, годится в старосты Гэврилэ Урсу?

— Не знаю, Митру, — испуганно зашептала Флорица. — Смотри не разбуди Фэникэ. Пусть хоть он спит…

— Выходит, тебе он тоже не по душе. Но в политике так нельзя. Там человек делает не только то, что ему нравится, но и то, что надо делать, хоть и не нравится. Такова политика. Поэтому-то и собираются люди в партию, чтобы объединиться, иначе каждый сколотит свою партию и люди станут убивать один другого из-за стакана воды. Теперь пойми, коли Гэврилэ станет старостой и нас будет слушать, люди скажут — коммунисты, видать, не последние люди, раз и Гэврилэ с ними. Понимаешь?

— Понимаю. Дай бог здоровья господину директору за все добро, которое он нам сделал. И пусть все будет так, как ты говоришь. Слышишь? — вздрогнула она всем телом.

Кто-то громко стучал в ворота и кричал:

— Митру! Или спишь?

Митру быстро натянул брюки и вышел.

— Кто там?

— Это я, дорогой. Я — Пику. Весь день провел в городе и даже не успел узнать, что тут у вас в селе.

Митру старался пронизать взглядом притаившуюся тьму.

— Вот так-то, дорогой, — продолжал кричать Пику. — До какой буквы успели дойти? За «М» не перевалили?

— А какое тебе до этого дело? — холодно спросил Митру.

— Как какое? Я что, на фронте не был? Здоровье на войне потерял, в излучине Дона оба легких поморозил. Черт дернул меня тогда бежать, а не сдаться вместе с другими. Понимаешь? Я думаю, не забыли меня, даже ежели «М» прошли.

Злоба снова овладела Митру: да что они, сговорились? Сначала Эзекиил, теперь этот. Богатого никогда не насытишь, как свинью.

— В земле нуждаешься? — с любопытством спросил он.

— Да.

— А что ты с ней будешь делать? В могилу с собой потащишь по осени?

Пику прислонился к столбу ворот, чтобы показать, что легко не отступит.

— Я был на фронте, — упрямо сказал он.

— Ну так что же? И Антонеску был. Землю дают беднякам.

— Не строй из себя начальство!

— У тебя больше двадцати пяти югэров.

— Пусть так. Они что — твои? Я был на фронте, пойми и не строй из себя дурака…

— Иди спать, Пику. И не ругайся…

— Какая тебе польза со мной ругаться? — усмехнулся Пику. — Возьмись за ум, не наживай врага, а не то!..

— Хватит, Пику, не студи понапрасну глотку, я спать хочу. Ступай домой.

— Митру, добром говорю, выслушай меня. Поздно будет, когда закачаешься на дереве.

Митру взял Пику за плечо и вытолкал на середину улицы. Пока тот приходил в себя, за спиной его сухо щелкнул замок. Разозлившись, Пику кинулся к воротам и стал ломиться, крича: