Николай Чергинец - А он не вернулся из боя

Постояв минут пять, Андрей определил план своих действий. Сначала он прошелся, всматриваясь в таблички. Надписи были на разных, кроме русского, языках. Было написано название страны, что одновременно означало, каким языком владеет носитель таблички.

«Итак, — решил Бровиков, — надо добыть кусок картона, фломастер и место для сидения. Торчать, видимо, здесь придется долго». Он обратил внимание на стоящие неподалеку ларьки, где продавались напитки и шаурма. Там возле продавца валялось несколько картонных коробок. Он подошел и жестом показал на них. Продавец понял, с сожалением посмотрел на освободившуюся тару, очевидно, оценивая, хватит ли ему вечером упаковки для оставшегося товара.

Андрей зажал костыль под мышкой и двумя руками показал продавцу квадрат, уточняя, что ему нужен небольшой кусок картона. Продавец понял, оторвал верхнюю створку коробки и протянул ее Бровикову. Тот знаками показал, что нужен еще карандаш. Продавец достал из-под прилавка фломастер и протянул его Андрею:

— Сувенир.

— Сенькю! — поблагодарил Бровиков, сунул фломастер в карман, картонку — а пазуху и не спеша направился обратно. Вдруг он увидел, что бородатый мужик поднял металлическое ведро, перевернутое вверх дном и служившее ему сиденьем. Он явно раздумывал, брать ли ведро, которое было без дужки, с собой. Андрей шагнул к нему:

— Друг, отдай мне свой стул!

Бородатый улыбнулся и кивнул — бери, мол.

Бровиков с удовольствием уселся на ведро и впервые подумал: «А в Египте оказывается добрых людей больше, чем Гамалей».

Он достал из-за пазухи картонку, а из кармана фломастер. Задумался: что же ему написать? Ищу работу? Хочу работать? Вдруг его осенила идея: а что если просто написать на русском и английском языках «Работу!».

Так и сделал. Отложил костыль, поудобнее устроил ногу с протезом и, держа в руках картонку перед собой, стал ждать.

И тут Бровиков почувствовал, как в его душе растет чувство обиды и стыда. Он, советский капитан, имеющий высшее образование, десантник, чем он очень гордился, вдруг превратился в нищего, в бомжа. «Вряд ли кому-либо я понадоблюсь, — подумал он. — Вон сколько вокруг тебя здоровых мужиков, у всех руки и ноги целы. Могут что хочешь делать. Уверен, что среди них есть и специалисты в технике, экономике, может, и солдаты, а может, киллеры и грабители».

Андрей вспомнил свою семью. «Правильно ли я делаю, опуская себя на дно жизни?» В глазах всплыли лица матери, жены, доченьки Настеньки. «Неужели на родине я не нашел бы себе работу? Конечно, может, без ноги и пальцев руки нашел бы, но кому такой урод нужен?» Теперь он вспомнил свое лицо, которое видел в зеркале: пол уха, разодранные в лепестки ноздри, один глаз навыкате, большие, страшные шрамы на лице. «Любой, кто на меня посмотрит, — испугается, даже дочь и жена будут бояться меня, а мама, моя дорогая мама, будет терпеть, плакать тайком, и даже трусливая собачонка каждый раз при моем появлении будет прятаться в другой комнате. А кто согласится с таким уродом рядом работать?»

Подумал он и о том, что он, солдат, может делать на гражданке — быть дворником, сторожем, почтальоном? Мог бы работать шофером, но кто осмелится взять его на работу?

«Нет, если кому я и нужен, — словно стряхивая с себя мучительные раздумья, решил он, — если и примет меня кто, то только дикое племя где-нибудь в джунглях, оторванное от белого света, без телевидения, комфорта, электричества. Говорят, там человека, у которого лицо обезображено, в шрамах, считают чуть ли не божеством, героем. Если жить, то там! Но вожди племени на таких „тусовках“ не бывают. Значит, остается одно из двух: искать племена или в конце концов кончить эту жизненную комедию. Найдут в каком-нибудь глухом местечке труп неизвестного бомжа, предадут земле — и конец, финита ля комедия».

Бровиков вздрогнул, увидев перед собой мужчину. Тот прочитал надпись и спросил по-английски. Андрей понял, что мужчина интересуется его профессией, и ответил одним известным во всем мире словом: «Милитари!» Мужчина кивнул и отошел.

Солнце перевалило далеко за полдень, когда подошел еще один «покупатель», посмотрел на протез, поразмышлял и, ничего не говоря, пошел дальше.

«Кажется, на сегодня все», — подумал Андрей, глядя, как, словно по команде, люди стали расходиться. Он встал и поспешил к рядам, где продавали еду и воду. Там уже тоже началось оживление. Купил за два фунта порцию шаурмы и стакан апельсинового сока. Отошел в сторонку, сел на ведро и с жадностью поел. Оглянулся. «Где бы переночевать? Идти по домам, проситься или искать дешевый отель? Здесь наверняка нет никакого отеля», — подумал он.

Вдруг он обратил внимание на засыпанную полуразрушенную древнюю крепость. Она словно поманила к себе. «А что, может найти приют там?»

Из афганского опыта Бровиков знал, как холодно ночью в пустыне, где при дневном солнце песок словно плавится. Решил пройтись вдоль торговых рядов и лотков, правда, половина из них уже закрылась. На одном из лотков увидел военную, причем явно советскую плащ-накидку. Показал продавцу на нее пальцем. Торговец положил ее перед Бровиковым на маленький прилавок. Андрей нежно погладил ее и спросил:

— Сколько?

Продавец ответил, что этот раритет стоит три фунта.

— Окей! — Андрей достал из кармана три фунта и три доллара, отдал три фунта и начал сворачивать свою покупку.

Тут продавец снял со стенда армейский вещмешок, тоже советский, и, продемонстрировав его, предложил:

— Ту долларс?

Бровиков задумался: «А что если купить еще и вещмешок? Повешу его на спину, и руки будут свободны». Он протянул торговцу два доллара, вложил в вещмешок плащ-накидку, и вдруг его глаза остановились на цадаре — особого рода покрывале, которое афганцы носят, перекинув через плечо, а когда надо, используют как одеяло или защиту от песчаной бури. Спросил:

— Сколько?

Продавец, как завороженный глядя на доллар, оставшийся у покупателя, протянул Бровикову цадар и сказал:

— Ван долларс?

— А, давай!

Бровиков опять развязал тесемки в вещмешке, положил туда цадар и, помахав продавцу, направился дальше.

Идея переночевать к крепости приобрела реальность, но Андрея насторожил взгляд продавца на доллары, которые, оказывается, имеют здесь магическое воздействие, и он решил все же не спешить идти к месту ночлега, а подождать, когда продавец, у которого он купил вещи, уберется. Присмотрел себе валун, уселся на него и стал ждать. Место оказалось удачным, отсюда был хорошо виден лоток. Вспомнил, что забыл забрать свое ведро возле лотка. Но не нести же его с собой? Хотя если в ведро положить цадар и плащ-накидку, то оно тоже поместится в вещмешок.

«Пожалуй, дождусь, когда уйдет торговец, — подумал он, — тогда и пойду забирать свою „табуретку“. Завтра пригодится». Решил, что завтра надо будет купить спички, фонарик и запастись пачкой старых газет. Может, придется разводить костер.