Николай Чергинец - А он не вернулся из боя

На референдуме подавляющая часть населения выразила желание сохранить государственными белорусский и русский языки, а также сохранить смертную казнь, что впоследствии сыграло огромную роль в борьбе с бандитизмом, терроризмом и наиболее тяжкими преступлениями. Что касается сохранения русского языка, то оппозиция, выступавшая против этого, буквально озверела. Но подавляющее большинство белорусов сказали противникам России твердое «нет»!

Обстановка постепенно стабилизировалась, заработали на полную мощь заводы, в магазинах стало появляться все больше продовольственных и промышленных товаров. Страна оживала.

По указанию президента возобновилось и строительство памятника погибшим в Афганистане. Это придало моральных сил и воинам-интернационалистам, и семьям погибших.

Как-то в выходной день в квартире Бровиковых собрались Манкевич, Коблик и Головнева. Анна Степановна и Таня угощали подруг чаем с тортом. Основной темой была, конечно, афганская. Вспомнили и о директоре школы, в которой работала Лидия Филипповна. Оказывается, после того как в школу явилась заведующая РОНО, а с ней четверо воинов-интернационалистов, которые встретились с учащимися 7-х классов и рассказали детям о своей службе, о войне в Афганистане, ребята многое поняли. Они видели перед собой воинов-инвалидов, с орденами на груди. Тем более что директор школы, который, будучи членом партии БНФ, вел активную «разъяснительную» работу среди учеников и даже учителей, был уволен, и на его место была назначена одна из заместителей заведующей районным отделом образования. Обстановка в школе быстро улучшилась. Школьники после той встречи еще не один раз просили пригласить к ним воинов-интернационалистов и с огромным интересом и уважением относились к Лидии Филипповне.

— Я из этой истории сделала один вывод, — сказала Манкевич, — если нам активнее бороться за ребят, вести вместе с учителями разъяснительную работу, то результат будет. Обидно слушать, когда ребятишки в своем кругу обсуждают и с завистью говорят о жизни «за бугром». В их представлении, стоит только рвануть туда, как там чуть ли не за тебя будут учиться, полная свобода и деньги чуть ли не насильно дают. Живи и радуйся свободе. Бедные дети, они даже не представляют, какая жизнь их там ожидает.

Ее поддержала Вера Федоровна:

— Вы правы, Лидия Филипповна. Нам надо активнее привлекать к борьбе за наших детей как можно больше родителей, а также и ребят-«афганцев».

Инна Сергеевна заметила:

— Но и о самих воевавших ребятах надо думать. Вот, например, закон дает им право первоочередного поступления в высшие учебные заведения. А кто из них воспользовался этим правом?

— Точно. Многие же бросились приобретать малиновые пиджаки, — добавила Коблик, — и стали требовать себе киоски и ларьки, чтобы торговать.

— Это, конечно, так, — промолвила Головнева, — к сожалению, некоторые потянулись и к аферам, обманам, кто-то подался в преступные группировки, где их приняли с распростертыми объятиями. Воевать умеют, рукопашный бой знают, храбрые и не боятся рисковать.

— Да, дорогие подруги! — воскликнула вдруг Манкевич. — Я же забыла вам рассказать. Когда директора моей школы вызвали в РОНО, он понял, что будет решаться его судьба. Стал оправдываться, что он так вел себя потому, что получил указания от Комитета государственной безопасности.

— Да, даже так?! — в один голос воскликнули все. — Да такого не может быть! Врал он, спасал свою задницу!

— Подождите, — подняла руку Лидия Филипповна, — а знаете, на кого он сослался? На майора Комитета государственной безопасности Александра Павловича Новикова.

Все замерли. Через несколько секунд Коблик произнесла:

— Погодите, погодите! Так этого Новикова уже пару лет назад турнули из КГБ…

— В том-то и дело, что он — активный оппозиционер, вступил в партию БНФ, ходит на все их сходки, использует несданное при увольнении служебное удостоверение, козыряет им, раздает советы и обещает, в случае чего, защиту.

— Вот сволочь! — тихо сказала Головнева. — Надо немедленно сообщить в КГБ. Вспомните, сколько он поизмывался в свое время над нами.

— Конечно, помню. Теперь мне понятно, почему мне недавно приснился такой страшный сон, — ответила Анна Степановна.

— Какой сон? Расскажите, — попросила Коблик.

— Дело в том, что вчера моей внученьке исполнилось пятнадцать лет. Я почему-то связала этот сон с этим событием. Весь день думала об этом. Господи, скорее бы все выяснилось!

— Так какой же сон, Анна Степановна? — спросила Головнева.

— Вижу, как мой Андрей идет по лесу, вокруг много зелени, и тут на него нападают какие-то люди с оружием. Началась стрельба, и мне даже показалось, что они как бы следили за ним. И вот мой сын отстреливается, а затем падает, и в его глазах кровавая пелена… Проснулась, взглянула на часы — половина третьего.

Все вдруг замолчали и задумались. Все думали об одном: не вещий ли это сон?

Таня подошла и обняла Анну Степановну:

— Мама, а почему вы мне не рассказали?

— Доченька, ты прости меня, я не хотела тебя расстраивать.

— Мама, так я тоже видела во сне Андрея и не хотела вас расстраивать.

— Ну, расскажи, что тебе снилось?

— Он бежит по какому-то лесу, падает и вдруг кричит мне: «Танюша, не волнуйся, я скоро прилечу! Только решу одно сложное дело», — и улыбнулся той же своей улыбкой, как раньше.

Вера Федоровна сказала решительно:

— Девочки, завтра после работы заеду за вами, и поедем в церковь.

Дела у всех, кто остался на базе, шли все хуже и хуже. Середич перестал даже на связь выходить. Деньги на оплату добытой продукции подошли к концу, остались крохи. Озлобленные рабочие разбежались, ушел и инженер. Остались трое: Бровиков, Минкин и Азар. Они понимали, если не разобраться с Середичем, их положение становится угрожающим. Рабочие запросто могут устроить бунт. Они ушли, конечно же, в племя, а там легко смогут призвать соплеменников к расправе с теми, кто остался на прииске. Ружье вождю, который мог бы удержать племя, вручить не успели, он умер. А люди, почти дикари, запросто могут попасть под влияние.

Тройка собралась обсудить, что делать дальше. Минкин был самым активным, так как был уверен, что Середич просто кинул их, как это нередко делают дельцы сомнительного бизнеса. Минкин предложил:

— Я считаю, что завтра нам с Секани надо поехать в Мутаре, встретиться с Середичем, обсудить с ним дальнейшие планы и какую роль в них он отводит нам. Если он решил бросить нас на произвол судьбы, пусть рассчитается и скажет, что нам делать с производством. Поверьте мне, опытному еврею, я больше не доверяю еврею Середичу Для нас это опасный человек! Он может подослать и свою банду, в этой стране деньги делают всё. А он ради денег, которые накопились на наших счетах в банке, может пойти на всё. Даже на то, чтобы заказать нас той же полиции, отдав им, скажем, эти разработки.