Алекс Тарн - Рейна, королева судьбы

Он снова рассмеялся.

– Я ж говорил, – сказал Нир, обращаясь к Рейне.

– Беременных всегда пропускают.

– Погоди, погоди, это еще не все… – таксист покачал головой. – Дело в том, что моя собственная жена в ту пору тоже была на сносях. Проходит несколько дней. Я опять на работе, опять телефон: срочно приезжай, рожает! Прилетаю домой, сажаю жену в тот же самый мерседес, еду к тому же блокпосту, прошу позвать офицера. И выходит из ихнего джипа тот же самый лейтенантик! Увидел меня, покраснел да как закричит! Ты, кричит, что, издеваешься? Ты меня что, совсем за идиота держишь? Я говорю: иди посмотри! А жена у меня тоненькая, по ней и не видно, не то что две позавчерашние бочки, сестра и племянница… Ой-ой-ой… Не верит, ни в какую. И перед солдатами своими ему тоже вроде как неудобно. Солдаты стоят, смеются. Мол, я его, дурачка, и в прошлый раз обманул, и сейчас вот опять намыливаю…

– Да, ситуация… – улыбнулась Рейна. – И что вы сделали?

Водитель пожал плечами:

– Пришлось покричать. Я ведь многим людям строил, есть кому заступиться. Ты, говорю, меня сейчас пропустишь. А если нет, если с моей женой из-за тебя что-нибудь плохое случится, то ответственность на тебя ляжет. И тогда ты из судов не выберешься. Всю жизнь будешь компенсации платить, не расплатишься. И так далее. Но это я кричал, я иврит знаю. А что бы на моем месте кто-то другой делал, кто не знает? В конце концов пропустили.

Нир кивнул.

– Ну вот, что я говорил?

– Слушай дальше, – сказал араб. – Со всеми этими блокпостами мы были в больнице через полтора часа, а еще через час жена родила мальчика. Сейчас он уже в девятый класс перешел. А тогда я остался в Рамалле, два дня ночевал у родственников, а на третий повез жену и сына обратно домой, в Дир-Низам. Накупил полный багажник сладостей, халвы, конфет, печений, медовых баклав. Доехал до того поста. И, верь не верь, был там опять все тот же офицер, с которым мы поругались. Уж не знаю, то ли мне так везло постоянно на его смену попадать, то ли он безвыходно этим постом командовал, двадцать четыре часа, семь дней в неделю… Вышел я из машины, взял на руки сына, открыл багажник. Вот, говорю, смотри. Это, говорю, сын мой новорожденный, в которого ты не верил. А это, говорю, подарки тебе и всему твоему блокпосту, чтобы порадовались вы вместе со мной новенькой душе человеческой, которая пришла в этот мир. Чтобы жизнь его была такой же сладкой, как эти медовые баклавы, во славу Аллаха!

– Красиво! – воскликнула Рейна. – Вы молодец!

– Ага, – согласился таксист. – Они там еще две недели стояли, встречали и провожали меня, как лучшие друзья. Я бы и в гости их позвал, но не рискнул. Мало ли кто что подумает… А потом их сменила другая бригада, и все стало как прежде. Такая вот история.

Вопреки опасениям, пробок по дороге не оказалось: всего полчаса спустя они уже свернули на север и проехали Петах-Тикву. Шофер повеселел еще больше: поездка получалось удачней не придумаешь.

– Я это все к чему… – сказал он, со значением подмигивая в зеркальце. – Человек, он всегда человек, если с ним по-человечески. Не так?

– Вот именно, если, – отозвался Нир. – Ты мне о блокпостах не рассказывай. Я сам на них, если только чистое время сложить, месяцы отстоял. Много чего видывал. В том числе и женщину, якобы беременную, у которой взрывчатка была вокруг пояса обмотана. Она ведь тоже мимо таких лейтенантов ехала, охала, страдания изображала. Чтобы мы потом после взрыва в автобусе маму или сестренку того лейтенанта от стен отскребали. И не целиком, а по кусочкам. А вместе с ней еще десяток-полтора таких же мам и сестренок.

Водитель неопределенно крякнул – не то с досадой, не то с сомнением.

– Зачем ты так? – с упреком прошептала Рейна.

– Знаешь, парень, от чего все беды? – помолчав, проговорил араб. – От разных богов. От того, что люди разным богам молятся и в разных храмах. Вот если бы мы с тобой в один храм ходили, разве было бы о чем спорить? Кроме как о мелочах, но мелочи не в счет. От мелочей не умирают…

– Останови нам тут на автобусной станции, – сказал Нир. – Это справа от перекрестка.

– Я знаю, где это, – кивнул таксист и махнул рукой, словно отгоняя неприятные мысли, грозящие омрачить хорошее настроение. – Но это все временно.

– Что временно? – не понял Нир. – Станция или перекресток?

– Разные храмы, – отвечал араб, съезжая с автострады и заворачивая на площадь. – Скоро останется один храм и один Бог. И тогда уже…

– Один? – переспросил Нир. – Это какой же, интересно знать?

Таксист метнул на него быстрый взгляд и остановил машину.

– Ну вот, приехали.

Нир расплатился.

– Как тебе это нравится? – сказал он, глядя вслед отъехавшему автомобилю. – Один Бог ему нужен, но не какой-нибудь абы какой, а вполне конкретный, Аллахом называется. Ради всеобщего счастья на земле. И тогда уже все устаканится и не нужно будет никаких блокпостов.

Но Рейна едва слушала его. Непривычное состояние бегства тревожило ее, наполняя душу тоской и безотчетным страхом. На первом этапе, пока они добирались до такси, и потом, в дороге, это чувство еще можно было как-то подавить, заткнуть подальше, спрятать за текущей конкретной целью. Но теперь, на открытом пространстве площади, она особенно остро чувствовала свою катастрофическую незащищенность, как мышь на голом бетонном полу. В этот момент больше всего на свете ей хотелось бы убежать, скрыться от чужих и, возможно, враждебных глаз. Вот только куда бежать? Где искать укрытия? И как долго они еще продержатся без крыши над головой, без машины, без телефонов, с весьма ограниченным запасом денег?

– Ну и куда теперь? – спросила она, тоскливо озираясь вокруг.

Нир погладил ее по спине.

– Посиди пока тут, ладно? Мне нужно найти телефонную будку…

«А и в самом деле, куда теперь?» – думал он, шагая через площадь к одному из немногих уцелевших здесь автоматов.

Надо же, как все перевернулось… Еще совсем недавно Рейна высокомерно поучала его, ставила условия, диктовала, указывала, а он, дурак дураком, лишь смотрел ей в рот и кивал, как китайская собачка под задним стеклом автомобиля. И вот прошло всего два дня, а она уже надеется только на него, на его способность изобрести, а затем и осуществить какую-нибудь особо хитрую задумку, которая волшебным образом поможет решить все их проблемы – в прошлом, настоящем и будущем. Подобная безоговорочная вера могла бы польстить кому угодно. Если бы еще у него был хоть какой-то план, хотя бы примерный, пусть даже в форме самых первоначальных наметок… Но в том-то и дело, что никакого плана не было, вообще ничего, ноль, гурништ мит гурништ , как говаривала в похожих случаях бабуля.

Обычно в такие моменты Нир действовал согласно верному армейскому принципу ориентирования в незнакомой обстановке: делай только то, в чем стопроцентно уверен, то, что пришлось бы сделать в любом случае. Продвигайся метр за метром, осторожно, расчетливо, не задумываясь о будущем и заботясь лишь о том, куда поставить ногу в следующее мгновение. Ведь все ближайшие решения обычно еще и очевидны. Если нельзя оставаться в иерусалимской мансарде, следовательно, необходимо как можно скорее покинуть ее. Если тебя могут вычислить по мобильным телефонам или кредитным картам, значит, нужно избавиться от того и от другого. И так далее – шажок, другой, третий. Сейчас им кровь из носу требовалось раздобыть машину, затем какое-нибудь укрытие, жилье. А потом… – а потом и думать будем потом…