Валерий Привалихин - Восхождение: Проза

— Не якай, — оборвал его Игорь. Ему хорошо известен Измайлов: любитель поскандалить, устроить дешевый концерт. Ребята в цехе даже прилепили ему кличку — Петя Спуску Не Дадим. Но есть в сварливом характере Измайлова еле заметная черточка: ругается он лишь тогда, когда ощущает рядом поддерживающий авторитет. Сейчас такой авторитет для него — Тарас Штеменко, более опытный сварщик, выбранный членом бригадного совета. Когда шел набор в новую бригаду, Тарас неоднократно напирал на то, что его прежде всего интересует зарплата.

— Тарас, — Игорь положил ладонь на твердое плечо сварщика. — Ты-то не пацан лопоухий. Знаешь: чем больше будешь сидеть, тем меньше копеек станет бренчать в твоем кармане.

— Выходит, я обязан эти железки на своем горбу по всему цеху таскать? — Штеменко пнул заготовку. — В этом, что ли, заключается коллективность нового метода?

— Если мы не будем сдавать балки по часовому графику, администрация лишит нас прогрессивки, — пасмурно уронил Вадик.

— Не лишит, — беспечно махнул рукой Штеменко. — Бригада только организовалась. Если они будут нас прогрессивки лишать, мы все разбежимся.

— Ты, Тарас, взрослый человек, а рассуждаешь по-детски, — сказал бригадир. — Совсем, что ли?..

Штеменко нервно закурил: вообще-то Игорь прав, но надо больно корежиться за слесарей! Для того и существуют специальности, чтобы каждый знал свою работу… После нескольких быстрых затяжек сумрачно бросил:

— Сварщик есть сварщик, а не слесарь и не пекарь.

— Обед начался! — рыкнул Олег, швырнул на монтажный стол рукавицы и побежал в столовую.

Небрежно держа в одной руке бутерброд, Сидорин жевал и курил одновременно. Худощавое с тонкими линиями лицо его было отдано на откуп мрачной мысли: он даже не замечал, что пепел падает на брюки.

— Начадил, — вместо приветствия сказал комсорг сборочного, входя в комнату Сидорина.

— А-а, — вяло протянул тот.

— Замотался я с этими новыми бригадами. Бери бутерброд.

— В столовку пойду.

— Рабочий класс! Гегемон!.. А я на ходу ем, как собака… Каковские дела в бригаде? Вершишь?

— Рубли считаем, — грустно усмехнулся комсорг.

— Догадываюсь, — насмешливо прищурился Сидорин. — Сейчас шкуру неубитого медведя во всех новых бригадах делят.

— Слушай! — воспаленно прошептал Игорь. — Я к тебе, а ты!

— Что я?.. Не я бригадир, а ты. Ты зри в суть проблемы… Рубли — это хлеб, одежда, жизнь. Однако совести своей мы за них не продаем. Есть, Игорь, такие моральные стороны в характере человека — совесть и честь. Вот и треба играть на них!

— Сварщики сачка давили, а я им про честь?! — уже не в силах владеть собой, заорал Игорь. — Все зависит от ситуации! Маркс говорил, что на первом этапе революционного процесса пролетариат должен выдвигать экономические лозунги, а потом политические. Э-ко-но-ми-чес-ки-е! На первом этапе. А у нас сейчас и есть самый первый этап! Понял?

Сидорин сорвался на веселый хохот:

— Вразумил… Но вот какие дела еще есть. В механических цехах начальники по просьбе Померанцева делают комсомольско-молодежные бригады нового типа приказным порядком.

— Как это? — удивился Игорь.

— А кто их знает, — мрачно ответил Сидорин. — Этот Валера жук еще тот. Он на этих потемкинских бригадах такой фейерверк устроит… — и, не закончив, вяло махнул Игорю рукой. — Ладно, иди в столовую.

Только через неделю после разговора Игоря с Сидориным сварщики нехотя принялись помогать слесарям в сборке балок. Делали они это с выражением явной обиды: ишачь за слесарей!.. Штеменко хмуро зыркал глазами в сторону Измайлова, а тот — в сторону Штеменко, и оба чувствовали себя глубоко оскорбленными.

Но не чувствовал себя оскорбленным Игорь. Внимательно наблюдая за поведением сварщиков, он сразу заметил их неуклюжую помощь.

— Правильно, Тарас. Ударь посильней, — мимоходом похвалил он сварщика, и тут же велел Олегу с Толей идти к ножницам.

Сварщики уныло молчали: понимали, что еще часть сборки ляжет на их плечи, если Олег с Толей уйдут на заготовку.

— Вот гаденыш! — хрипло шепнул Измайлов, судорожно кивая в сторону Игоря. — Он меня выведет!

— Тише, — одернул его Тарас — Услышит.

В конце смены на участок пришли начальник цеха и его второй зам Роман Фоминский, назначенный куратором бригады.

— Как дела, Михайлов? — мягко поинтересовался начальник.

— Ничего, — уклончиво ответил бригадир. И кисло поморщился, подмечая дурашливую ухмылку Измайлова.

— Замечательно, — приподнято сказал начальник. — Вижу, настроение у вас боевое.

— Вживаемся. — Бригадир перевел взгляд на совершенно равнодушное лицо Штеменко: сварщик торопился домой.

Глубоко вздохнув, Гришанков тихо добавил:

— И сегодня рамщики должны оставаться из-за вас сверхурочно. Но я надеюсь, ребята, что скоро вы войдете в график сборки. Старайтесь. Вы первые в цехе, за вами пойдут остальные… Роман Владимирович, — круто повернулся он к своему заместителю, — еще раз напоминаю вам, что за работу бригады Михайлова вы отвечаете персонально. Неделю назад бригада переносила заготовки на руках. Вы заказали тележки цеху металлоконструкций?

— Но вы ничего не говорили об этом, — пролепетал Роман.

— Вам двадцать шесть лет! Вы инженер! Вы заместитель начальника цеха — крупнейшего сборочного цеха в отрасли! — и я должен вам говорить об этом?!

Гришанков широким шагом покинул балочников: на конвейерной сборке нет комплектующих деталей, надо срочно докладывать директору, иначе январский план окажется в прорыве. Члены бригады пошли в раздевалку порознь, каждый был недоволен друг другом.

Нет, не нравится Олегу такая работа: опять Измайлов откровенно сачкует, а Штеменко делает вид, что работает. А чего им особенно-то хлопотать — заплатят всем одинаково! На один наряд трудимся — провались он пропадом!

Олег бросил в сторону гаечный ключ, плюхнулся на ящик за стеллажом. «Что я, баран, упираться за всех? Все филонят, а я рой копытом?.. Нашли дурака!»

Он достал сигареты. Тоска. Никакого настроения, а до конца смены еще битый час.

— Толька, — сказал он своему молодому напарнику, — не гоношись. Отдохни немного.

— Не хочу, — тихо ответил паренек, стыдливо опуская глаза.

— Дурак, значит. Чему тебя только в ПТУ учили… Девчонка-то есть?

— Есть.

— Целуешься?

Толя молча ушел к монтажному столу.

Олег привалился к стеллажу: не-ет, братцы-кролики, так без зарплаты останешься. Надо скорехонько мотать отсюда.

— Крушин, — раздался над ним по-стариковски дребезжащий голос мастера. — Не совестно тебе, такому обалдую, сидеть, когда все работают?

У Олега моментально вспыхнула злость: это он сидит? Он обалдуй?