Валерий Привалихин - Восхождение: Проза

В директорском «предбаннике» секретарша отсутствовала, и он, потупившись было в смущении на свои заляпанные раствором кирзачи, ободрил себя: «Небось сойдет», содрал с головы шапку, вошел в кабинет. Ипатов, розовощекий, улыбчивый мужчина — это придавало его облику какое-то радушие, — выплыл из-за стола и, щуря маленькие глаза, взял Корнева под локоть, усадил в кресло и сам опустился напротив на стул.

— Уж извините, что вызвал к себе в такой час, ну да я задержу не надолго. Чаю, может быть? — И, не дожидаясь ответа: — Ну, как угодно. Я тоже не большой охотник до чаев.

Он помолчал, вспоминая как бы, с какой целью оторвал человека от работы, и произнес:

— Да! Не так давно вы от лица бригады сетовали на то, что мы, заводские, плохо печемся о вас, крановщиках. Дескать, считаем вас чужими, временными. Так вот, на склад поступили полушубки, и я распорядился, чтобы лично вам обязательно выдали. Но при этом вы не должны забывать мое к вам расположение, — шутливо добавил он. — Сами посудите. Николай… запамятовал отчество. — Корнев промолчал, не стал подсказывать, и Ипатов продолжал: — Вы все-таки числитесь на балансе управления механизации, никуда от этого не денешься, стоите на их, так сказать, довольствии, просто у нас с вами договор… Это вы знаете сами не хуже моего. И… словом, не подумайте, что я хочу вас как-то умаслить, что ли, перед завтрашним партсобранием. И все же по-мужски я хочу вас просить… воздержитесь от выступления. Поверьте, оно преждевременно хотя бы потому уже, что вы многого не знаете из области отношений учрежденческих. Тут много чего замешано. Допустим, наделаем шуму, и что? От него может пострадать само дело. Вы понимаете? Тем более будет представитель из горкома, могут неверно истолковать…

Ипатов облокотился на стол, поглядел на Корнева. Корнев опустил глаза на свои грязные сапоги, раздумчиво хмыкнул. Собственно, именно потому и решил он выступить на собрании, что будет представитель из горкома. Прошлые «выпады» остались безрезультатными.

Трения Корнева с директором были давние. Много раз директор пытался избавиться от «зловредного» бригадира, заменить его на более покладистого, да все никак не удавалось. Нужна капитальная зацепка, а ее-то и нет: у себя в управлении Корнев на хорошем счету, ему верят. И не считаться с этим директор завода не мог.

Начались их трения вскоре после прихода Корнева на завод. Башенные краны, работавшие на заводе, принадлежали управлению механизации, к заводу были лишь прикомандированы. Работали они нерегулярно, часто ломались, простаивали. Завод не выполнял план, и все списывалось на крановщиков. Но с приходом Корнева краны заработали исправно. План же завод все равно не выполнял.

Корнев долго не мог понять, в чем причина: завод считал виноватыми крановщиков, а крановщики ходили в управлении в передовиках.

Разобраться в этом было сложно: разные, что называется, фирмы.

На заводе к крановщикам относились плохо, считалось, что из-за их нерадивости коллектив постоянно лишается премии. Не мог же Корнев всем объяснить, что не крановщики виноваты, не мог тыкать каждому своим журналом, где у него зафиксированы рабочие часы. Его журнал для рабочих туфта. Мало ли что он запишет. Им подавай премиальные — и все. И усилия Корнева как-то привлечь внимание к настоящей причине невыполнения плана тонули в язвительных замечаниях: «Ну конечно, ты лучше всякого экономиста разбираешься…»

Корнев чувствовал, что его самого подозревают в приписках. Администрация же завода закрывала на его якобы приписки глаза: во-первых, не желала портить отношения с управлением механизации (там могли сказать: план сами не тянете и другим не даете делать?), во-вторых, проявляла вроде широту и терпимость к откомандированным на их завод крановщикам, дескать, не такие уж мы сквалыги, чтобы по мелочам принципиальничать.

На собрании он хотел наконец рассказать о своих изысканиях.

Три года назад заводу выделили деньги на реконструкцию растворного узла (прежний уже тогда не справлялся с нагрузками). Куда эти деньги подевались, неизвестно. И об этом хотелось спросить, потому что на бумаге растворный узел, возможно, давно существует. А если так, то и новый план по нагрузке на него тоже имеется. И каким это образом администрация до сих пор выкручивается, тоже небезынтересно. Ясно, что это не воровство, деньги пошли на другой объект, просто необходимо во всем этом разобраться, выявить чьи-то ошибки, просчеты, из-за которых в конечном итоге страдают все, в том числе и крановщик Корнев, пусть и не в материальном смысле, но в моральном. Может, из-за этого непостроенного узла и план летит?

— Так что договорились, Николай Елизарович? — Ипатов обратился к Корневу по отчеству, вспомнил-таки. И это было знаменательно.

— Нет, — помедлив немного, ответил Корнев.

Ипатов поднялся со стула и прошелся по кабинету.

— Хорошо. Я, видимо, недостаточно четко обрисовал ситуацию. Неужели вам не ясно, Николай Елизарович, что и сами вы не безгрешны? Ведь вы получали всяческие надбавки, премиальные, то-се, а ведь в это время наш завод не выполнял план. Значит, и вы обманывали свое управление, если разобраться. Разве нет? По большому счету. Во всяком случае, я бы мог при желании сделать так, чтобы всех этих премиальных у вас лично не было. Но я заинтересован в том, чтобы у меня работали добросовестные, опытные и порядочные кадры, и поэтому я не портил ваших сводок, хотя и мог. Посмотрите, не все бригады вашего управления выполняют свой план. Я подчеркиваю — свой, не наш, не заводской. Почему? Потому что мы не можем всех снабдить бетоном и раствором. А вы, ваша бригада, получали все в полной мере. Или вы этого не замечали?

Корнев сидел понурясь. Он был несколько озадачен тем, как ловко и непринужденно директор по-своему объяснил ситуацию. Все у него выглядело логично. И Корнев слегка потерялся, не зная, что ответить.

— Может быть, — сказал он наконец, — я и виноват в чем-то. Но не в том, в чем вы меня обвиняете. Бетон я вырывал у вас, можно сказать, зубами и отстаивал не только свои интересы, а бригады, то есть общие. Позубастее был других — вот и все. А то, что вот вы говорите, за счет других, так именно поэтому я и не хочу молчать, что надоело за счет других-то. Нехорошо это действительно. Если у вас ко мне все, я пойду. А то, глядишь, опять мимо провезут бетон.

Ипатов осуждающе покачал головой.

— Как угодно, как угодно. — И, подождав, пока Корнев дойдет до двери, деланно спохватился: — Чуть не забыл!

Корнев обернулся и будто увидел другого человека: перед ним сидел теперь усталый, слегка рассеянный пожилой мужчина с маленькими опрятными залысинками, постукивал карандашом по листкам бумаги.