Валерий Привалихин - Восхождение: Проза

— Помолчи! — одернул его Колесников, пододвинув Кате стул. — Сидайтэ, Кузьминишна.

Бумага с отметками Наумовича пошла по рукам. Безручко, покачивая сапогом, глянул на Катино удостоверение мельком, подержал лишь перед глазами.

— А возьмем да и проверим в Павловске, — сказал он с ехидной улыбкой, и жирные, толстые его усы угрожающе шевельнулись. — А? У нас там свой человек есть, прямо в чека. А ты — не та, за какую себя выдаешь. Тогда шо? Жарко будет, Кузьминишна. Гля, сколько нас, мужиков, в штабе, а ты одна.

— Что вы себе позволяете! — крикнула Катя. — А еще начальник политотдела. Постыдились бы говорить такое женщине. Ваше право, разумеется, проверять меня и подозревать. И я бы на вашем месте сделала то же самое. Но форма, господа офицеры, форма! В любом случае вы обязаны проявлять приличие!.. А потом, я говорила и говорю: делать мне в вашей Калитве нечего, и меня, собственно, попросил господин… Пархатый — остаться и помочь повстанцам. — Она повернулась к молча кивающему головой Богдану. — Он мне так и сказал: подмогни нам, Кузьминишна, заодно и за мужа красным отомстишь. — Катя перевела дух, отмечая себе, что слушают ее, кажется, со вниманием. Прибавила голоса: — Вот за мужа я и буду мстить любыми доступными мне средствами. И попрошу вас, господа, дать мне оружие, научить стрелять — у меня с красными свои счеты. Я жестоко отомщу за Вольдемара!.. Боже, как он любил жизнь!

Она заплакала, выхватила из сумочки платок, отвернулась к окну.

На плечо Кати легла рука Нутрякова.

— Успокойтесь, Екатерина Кузьминишна, — сказал он. — И не обижайтесь на нас. Сами понимаете…

— Да я понимаю, понимаю! — почти выкрикнула Катя, поворачивая к начальнику штаба мокрое и обиженное лицо. — Но и вы тоже должны понимать, верить! Иначе ваше… иначе наше дело просто рухнет. Мы уже прошляпили революцию, проиграли гражданскую войну, отдали власть в руки большевиков, а сами вынуждены жить и бороться полулегально, скитаться, прятаться в родной своей России!.. Господа! Как это можно?! Как вы допустили такое?! Объясните мне!

Штабные прятали глаза.

— Мы им за вашего мужа отомстим, Кузьминишна, — пообещал Безручко. — Вот побачите.

— Спасибо вам, господа. И прошу простить меня, что не сдержала своих чувств. — Катя смущенно приводила себя в порядок. — Я, честно говоря, обиделась на вас: в передней, как слугу, держите, не верите… А я к вам всей душой потянулась, господа! У самой надежда вспыхнула: в Тамбове Александр Степанович Антонов народ поднял, здесь — вы, на Дону тоже неспокойно, Украина во главе с батькой Махно бунтует… Не все еще потеряно, господа! Большевики не так уж сильны, как хотят это представить. И потом… — голос Кати зазвенел. — Крестьянское восстание требует не только толковых военных спецов, — она повела рукой на слушающих ее штабных, — но — и это главное! — четкой идейной платформы, связей, поддержки. Сколько уже на Руси захлебнулось восстаний! Вспомните-ка историю: Разин, Булавин, Болотников…

— Да поддержка, Кузьминишна, у нас есть, — похвастался Безручко и протянул руку к Колесникову. — Дай-ка письмо, Иван Сергеевич!

Катя глянула на письмо Антонова, обрадованно улыбнулась.

— Ну вот видите. Господа, поздравляю!.. Как к вам дошло это письмо, когда вы его получили?

— Ну, когда… — Безручко замялся с ухмылкой, потрогал усы. — На днях вот и получили. Почта, вона работае не сказать, шоб дуже исправно. — Начальник политотдела кашлянул в тугой, мясистый кулак. — Ты вот что, Кузьминишна. Не величай нас господами. Яки мы там господа? Крестьянствовали всю жизнь. Ну в армии ще служили…

«Врешь, жирный боров, тебе приятно, что я так тебя называю, — думала Катя. — И Колесникову-«генералу» приятно, и сам ты не меньше как в «полковниках» тут ходишь…»

— Ну, не «товарищами» же вас называть! — засмеялась она, и на веселый ее звонкий смех поплыли в ухмылках физиономии штабных. — Я привыкла так: господа, господа… Ну ладно, что-нибудь придумаем… — Катя перевела дух.

Для начала ей, кажется, поверили.

К тому времени съехались на Новую Мельницу командиры других полков: Дерезовского — Стреляев, Криничанского — Руденко, Дерезоватского — Игнатенко. Присоединился к ним Григорий Назаров, а позже вышел из горницы Богдан Пархатый. Полковых командиров забавлял в передней части избы Митрофан Безручко. Посмеиваясь в усы, хитро посверкивая глазами, голова политотдела рассказывал очередную байку:

— Вот, значит, пытают у зажиточного крестьянина: «Ну, як ты живешь при Советской власти, Мыкола?» А он и отвечае: «Як картоха». — «Це как же понимать?» — «А так и понимай, — отвечае, — если за зиму не съедят, то весной все одно посадють».

— Га-га-га…

— Охо-хо-хо, едриттвою!.. В яблочко попав! — разноголосо, хлопая себя по бедрам, сплевывая сквозь зубы, ржали разномастно одетые полковые, а Ванька Стреляев, молодой, с прыщавым угрюмым лицом, — тот даже присел от удовольствия, так ему понравился анекдот.

— Проходите к столу, командиры! — подал наконец долгожданную команду Нутряков, и полковые вслед за штабными потянулись в горницу, возбужденно гомоня, расселись за длинным столом.

Со стаканом самогонки поднялся Митрофан Безручко.

— Ну шо, браты, — прогудел он, любовно оглядывая притихшее, бородатое, в основном, воинство. — Сегодня не грех нам посидеть за этим столом: красных мы разбили, власть свою, народную, установили. Нас уже знают, браты; Александр Степанович Антонов прислал до нашего командира, Ивана Сергеевича, письмо с дуже гарными словами. Наша дивизия входит в состав Тамбовской повстанческой армии. Так, Иван Сергеевич?

Колесников, по левую руку от которого сидела с отрешенным лицом Лида, кивнул, приподнял стакан: так, так.

— В письме Антонов правильно каже, шо надо нам объединяться по всей России, — продолжал Безручко, — иначе коммунистов мы не одолеем. Вот так, браты. А сейчас, я думаю, надо пропустить по стаканчику горилки за нашего командира. Слава твоя, Иван Сергеевич, и до Тамбова докатилась, и дальше покатится. За Колесникова!

— За атамана, браты!

— С победою, Иван Сергеевич! — заревели за столом, зазвякали стеклом.

Колесников не улыбался, мотал лишь головой — благодарил; ткнул своим стаканом в Лидин, велел глазами — пей. Скользнул взглядом по Вереникиной: чем занята гостья?

Катя принудила себя улыбнуться Колесникову, тоже приподняла граненый стакан — за вас, мол, Иван Сергеевич, поздравляю. Самогонку пригубила, едва не вырвало (единственное, чему ее не обучили в чека, так это пить самогонку), с брезгливостью ела подрагивающий студень. Оглядывала физиономии за столом, запоминала их, повторяла про себя: этот, в военном френче, с прилизанной головой, — Нутряков, начальник штаба, из бывших царских офицеров, в военном деле специалист; рядом с ним — Безручко, начальник политотдела, хитрый и расчетливый человек, с ним надо быть особенно осторожной; Сашка Конотопцев — этот умом не блещет, но очень подозрителен и, кажется, безжалостен, этот будет ходить за ней по пятам, следить… Полковые — все почти дезертиры: Назаров, Пархатый, Стреляев, Руденко… Да, на сегодняшний день дивизия Колесникова — немалая сила, с этим нельзя не считаться. Она уже знала, что в бандах около восьми тысяч человек, есть орудийная батарея, пулеметная команда, пулеметы при каждом эскадроне, конница. У Колесникова, как она уловила, есть штабной резерв. Кто им командует? Сколько точно в бандах оружия, боеприпасов? Снабжает ли Колесникова Антонов? Это установить очень важно. Кто связные? Откуда они знают о готовящемся наступлении красных частей, о бронепоезде, бригаде Милонова?.. Надо попытаться уже сегодня разузнать, у пьяных развязываются языки…