Геннадий Карпов - Шёл я как-то раз… [Повести и рассказы]

За сорок копеек они больше двух часов мылись, парились, хлестались вениками, выходили покурить и снова парились. Средний между разговорами о житье-бытье поинтересовался: долго ли Лариска в этой глуши ещё протянет?

– Пока тянет, а там посмотрим. Было бы где в городе работать да столько же получать как тут, да было бы где жить. Здесь многие одним днём живут. Всё бы бросили, да ехать некуда. Честно говоря, не хочу думать на эту тему. А пока стараюсь денег побольше заработать да поменьше пропить. Но не пить здесь невозможно. Ты не представляешь, какая тут иной раз тоска и как эту тоску народ водкой заливает. То ли с гор она спускается, то ли какая шахта в месторождение тоски угодила да нечисть по тайге расползлась? Тут одна пара есть, брат с сестрой. Оба алкаши, у них двое детей, оба дебилы и уже тоже алкаши. Им лет по семь – восемь сейчас. Пьют все и всё, исключений нет. Поглядишь, что тут будет твориться после праздников! Снежные бабы – и те в сопли накушаются. Пару человек по пьянке обязательно шлёпнут. Если водки в магазине не хватит – скупят весь одеколон, клей, настойки в аптеке. За литру спирта трактор можно сменять! В прошлом году я за бутылку барана у бабы взял. Небольшого правда. Потом протрезвела – пришла, плачет, обратно просит. А где я его высеру? Три дня надоедала! Пришлось ей ещё самогонки отлить, тогда только отстала. А один горняк из Подмосковья приехал, фигура – Геракл! Я его в бане увидел – офигел! Я, говорит, тут долго не задержусь. Кое-какие проблемки решу, денег подзаработаю, рельефность мышц увеличу – и на Запад уеду в кино играть. Как пошёл рельефность увеличивать, – Толстый щёлкнул себя по горлу, – так через год и уехал. На кладбище. Оно как раз отсюда на запад. Без привычки тут жить нельзя. Тоска здесь бродит!

С красными рожами, пальто нараспашку, ибо было всего минус пятнадцать, они прошествовали домой. Толстый похлопотал по хозяйству: натаскал дров, угля, сменил парашу. Стемнело. Стали накрывать на стол.

– У нас гости будут, – сообщила Лариска, – соседи.

Толстый скривил губы и с грустным видом стал жевать холодец.

– Всем людям надо постоянно дышать, а тебе – постоянно есть! – проворчала жена.

– Молчать, женщина! – он шлёпнул её по заднице. – До следующего года теперь колыхаться будет!

Лариска ускользнула на кухню, беззлобно ворча, а Толстый пояснил:

– Соседи, они люди, конечно, ничего, но… как тебе сказать… Она старше его на десять лет.

– Это не те ли брат с сестрой? – испугался Средний.

– Нет, это ещё одна достопримечательность местная. Я же тебе говорил: с тоски чего тут не бывает. Он – парень неплохой, но маленько странный и пить почти не может, дуреет быстро. Ну, это полбеды. Начнёт возникать – мы его в снег макнём и положим спать. Он лёгкий и драться не умеет. А при ней ты, главное, анекдоты политические не рассказывай. Она партийная и, точно не знаю, но слушок есть что она… – Толстый постучал по стене костяшками пальцев, – понял?

– Да, земеля, я бы тут с непривычки точно на запад вперёд ногами уехал. Ладно, обойдёмся без анекдотов.

Толстый достал шампанское:

– Видал! Вахтовку гоняли за триста километров! Купили на рудник тридцать ящиков, хоть стрельнуть в полночь, да потом пусть моя кобра всю ночь сосёт. Ей ничего другого-то нельзя. Раз бражку сдуру с соседкой выпила, так дочку сутки успокоить не могли. Пришлось всё молоко сцеживать.

К одиннадцати подошли соседи: бородатый сутулый парень, их одногодок, и худая блёклая женщина потёртой внешности с морщинистой кожей и старательно запудренным синяком под левым глазом. Поздоровались, познакомились, сели за стол. Хозяин включил магнитофон, похваставшись:

– Горячую американскую двадцатку записал!

Средний подумал, что двадцатка явно остыла, поскольку под эту же кассету он справлял прошлый Новый Год, но говорить ничего не стал. Выпили за старый год. Разговор не клеился. Включили телевизор. Показывала тут только одна программа, но довольно чётко. Пел Кобзон. Выпили за встречу. Лариска страдала от трезвости, пообещав на следующий год всё наверстать. Кобзона сменила Шульженко. Стало совсем тоскливо. Но вот последний час года иссяк, зазвенели куранты, хлопнуло шампанское, забренчали бокалы, все наперебой поздравляли и желали. На улице загремели выстрелы. Толстый крикнул: «За мной!», выхватил из шкафа двустволку, пару ракет и ринулся на улицу. Остальные за ним. К гремевшему повсюду салюту добавили пару выстрелов из двенадцатого калибра, к светящимся на полнеба фейерверкам – пару красных ракет. Покурили, полюбовались искрившимся снегом. Мимо дома прошла вахтовка на шахту.

– Третья смена. Бедняги! В новогоднюю ночь работать будут, да ещё трезвые.

После улицы в доме было тепло, уютно, пахло дымом, котлетами и самогонкой. Сосед сел на диван около Среднего и спросил:

– Ты из города?

На утвердительный ответ продолжил:

– И я хочу туда выбираться. Учиться хочу. А то что я в жизни видел, кроме рудника? Вся жизнь – лес, дом да шахта.

– На кого учиться-то хочешь? – решил поддержать светскую беседу Средний.

– На пушкиниста!

– На кого?

– Ну, я не знаю точно, как эта специальность называется, но вот по радио часто слышу: собрались пушкинисты, почитали стихов, поэм, писем. И ведь им за это зарплату платят! Чем не жизнь! Память у меня хорошая. Я все стихи Пушкина выучить смогу! Их там всего-то ничего! Только бригадир говорил, что там диссертацию сразу писать надо. А вот писать я не мастак: ошибок много делаю. Да и хрен его знает, о чём писать эту диссертацию. Ты не знаешь?

Средний ошалело молчал, не зная, то ли обсмеять этого грамотея, то ли не стоит.

– Знаешь, это тебе в Литературный институт надо, а он только в Москве.

– Зараза! – пушкинист стукнул кулаком по колену. – У нас всё в Москве, чего не хватись. Так и подохну в этой глухомани. Ну, давай тогда хоть выпьем, что ли!

Через час водка кончилась, достали самогон. Пушкинист сидел за столом, тупо уставившись в тарелку. Его жена знаками показывала Толстому, чтоб ему больше не наливал.

– Ку-курва! – злобно протянул вдруг пушкинист и кинулся на жену, опрокинув со стола графинчик с самогоном.

– Ай! Держите его! – завизжала та.

– Самогон! – зарычал Толстый, подхватывая на лету графин и прижимая к груди.

Средний не любил пьяных разборок, но в стороне отсидеться явно не получалось. Он прыгнул на спину пушкинисту и повалил того на диван:

– Спокойно, братан! Все свои!

Тот обмяк. Средний выпустил его, встал и тут же получил от «братана» пинок в живот – сосед вовсе не собирался сдаваться.

– Ах ты гнида!

И понимая, что сейчас разнимут, Средний быстро врезал подвыпившему «братану» слева и справа по соплям. В ту же секунду, сменив «Держите!» на «Ты что, гад, делаешь!», престарелая супруга кинулась спасать мужа. Неизвестно, чем бы всё кончилось, не вмешайся Лариска.