Геннадий Карпов - Б-1, Б-2, Б-3 [неженский нероман]

Невозможно требовать от одной женщины всех совершенств разом! На этом прокалываются большинство новичков: моя хорошо готовит, а пришли с ней в театр – она, оказывается, забыла снять бигудину! Или – в постели лежит полено – поленом, зато напали двое в подъезде – еле ноги унесли! Картошка регулярно пригорает, зато сиськи вон какие! От одной жены нельзя получить всё желаемое! Так что – либо жён должно быть больше, либо мужу надо убавить аппетиты и радоваться тому, что хоть омлет на завтрак надоел и рубаха не глаженая, зато дети не картавят и в караоке поёт не как моя Б-3 после трёх рюмок. Такое философское отношение к подруге жизни приходит к мужикам с годами, причём далеко не ко всем. Некоторые до самой пенсии орут на уже старуху за вновь недосоленный салат или незнание третьей позы «Сутры», не понимая, что криком такие проблемы не решаются и в молодости, а уж под старость – и подавно.

Сошлись мы на том, что я должен приехать к ней домой, следуя инструкциям, которые она будет посылать мне по телефону. Благоприятный для знакомства день она выберет сама. Если встреча состоится, то мы пьём кофе, играем в «Монополию» или шахматы и читаем вслух мои и её стихи. В девять двадцать от её остановки отходит последний автобус в мою сторону, на котором я непременно еду домой.

«Садись на сотку!» – гласила первая вводная.

Я сел в автобус номер сто и сообщил, что процесс пошёл. «Проедешь торговый центр – напиши!» – последовал ответ. Я прислушался к внутренним ощущениям. Кто бы мог подумать, чтобы со мной такое вытворяли! Но охота пуще неволи, и я решил любой ценой достигнуть цели. Мне оказался жутко интересен типаж: маленький человечек с огромным внутренним миром.

«Выйдешь на остановке „Техникум“ – встань около павильона. Ты как одет?»

Я смиренно сообщил, что одет в розовую майку и болотные сапоги, на голове – техасская шляпа с пером, за спиной – ружьё и на поводке – олень. Мою шутку не оценили. Пришлось реально писать про кожаную куртку, чёрные джинсы и зонтик: за окном шёл холодный октябрьский дождик. На нужной остановке я вышел, подошёл к павильону и встал как идиот, не зная, что дальше делать. На меня смотрели окна четырёх гнусных пятиэтажек, которые никак не соответствовали той тонкой натуре, что обитала за одним из них. Район был самый что ни на есть бандитский, наркоманский и алкашный. Об этом можно было судить ходя бы по тому факту, что внутри павильона я разглядел решётку из шестнадцатой арматуры, отделяющую товар и продавщицу от постоянных покупателей. Ассортимент тоже не оставлял сомнений в том, что тут является товаром номер один: длинные полки с дешёвым бухлом, табак и бутерброды «Смак» под закусь.

«Убери зонтик!» – прилетела очередная эсэмэска.

«Я сейчас сажусь на обратный автобус и еду домой!» – не выдержал я.

Терпение моё заканчивалась. Стоять под чьим-то прицелом под ледяным дождём в чужом районе становилось крайне неуютно.

«Ладно, вроде разглядела. Пойдёт. Дом крайний справа от тебя. Квартира девятнадцать».

Я глянул на дом, осмотрел безжизненные окна и замусоренные балкончики: снайпер таился где-то за чернотой окна, ничем не выдавая диспозицию. Потом перепрыгнул через пару луж, подошёл к нужному подъезду и набрал на домофоне цифру.

– Кто там? – скрипнуло из динамика.

– Ты кончай уже издеваться-то! – я терял терпение, как подбитый Иваном Кожедубом «Мессер» – горючку.

В динамике что-то хмыкнуло, и дверь открылась. По вонючей лестнице я поднялся на верхний этаж и прошёл по длинному коридору, высматривая нужный номер. Номеров не наблюдалось вообще, коридор во всю длину здания был тих, тёмен и пуст. Внезапно одна из дверей приоткрылась. Полоска света осветила щелястый пол коридора и часть облезлой синей стены.

– Заходи! – пискнул голос, и я зашёл в гостинку.

Хозяйка быстро закрыла за мной дверь и показала на шкаф:

– Куртку вешай туда! – и чему-то засмеялась.

В её коридоре оказалось не намного светлее, чем в общем: суперэкономичные лампочки только делали вид, что светили. От их безжизненного света всё выглядело каким-то холодным и мёртвенным.

Я снял мокрую куртку, повесил трепыхнувшийся зонтик на ручку входной двери и прошёл внутрь. Точно! Старый телевизор с тряпочкой наверху, фото из далёкого детства кладбищенского формата на стене, снайперская винтовка… нет, театральный бинокль в зарослях герани на подоконнике, компьютерный стол, заваленный… Боже, чего там только не лежало! Количество предметов на одном её столе превышало количество предметов во всей моей квартире минимум вдвое. Помимо древнего монитора там стояло столько баночек с засохшей тушью, баночек из-под кофе с какими-то бумажками и ватками, баночек с карандашами и ручками, просто баночек, просто бумажек и просто карандашей, фломастеров, зеркал, тюбиков, что любой психиатр, глянув на это безобразие, сразу поставил бы диагноз. В небольшой гостинке шагу было некуда ступить: кроме стола из мебели тут находилась древняя стенка, забитая книгами и какими-то тряпочками, протёртое кресло, наскоро застеленная тахта и тумбочка с телевизором «Gold Star» с пыльной диагональю пятьдесят один сантиметр. В комнате пахло влагой, пол был местами ещё сырой. Всё что ради меня тут расстарались – это помыли видимую часть пола.

– Уютненько устроилась! – пошутил я.

Хозяйка села на табуретку у монитора и указала мне на кресло:

– Садись! Сейчас будем пить кофе и читать твои стихи. Свои я читать передумала. Может когда-нибудь позже.

Я кивнул головой и мельком глянул на Т-9. Короткая стрижка, очки, сутулится. Не толстая, не худая. Не красавица, не чудовище. Ничем не пахнет. Глазки слегка подведены. Официальный брючный костюм, в котором завтра утром пойдёт на работу. Морщит под очками нос. Классический синий чулок. Мимо тысячи таких пройдёшь на улице – и вечером скажешь себе: «Город нынче на удивление пуст! Куда все бабы подевались?» По виду – обычная учительница, которая всю жизнь жила правильно, но, разменяв четвёртый десяток, вдруг поняла, что что-то в жизни идёт не так. А у тех, кто жили с её точки зрения неправильно – так! Но что менять – не очень понятно. Жизнь худо-бедно течёт. Оклад, уважение на работе, своя жилплощадь. Вроде жить можно, но временами становится скучновато. Огромный внутренний мир остаётся неоцененным и по большому счёту никому не нужным. Студенты приходят и уходят, сдают зачёты и экзамены, иногда даже строят глазки и пишут романтические сообщения. На корпоративах выпивается традиционный бокал шампанского, дарится воз цветов, оплачивается длинный бестолковый отпуск. Новый год – с мамой, в выходные – одна или с коллегой по работе, таким же синим застиранным чулком. В глубине души кто-то иногда говорит: «И это всё?» И приходится признать, что одиночество затянулось. Ещё лет десять такой жизни – и точно будет всё. Незалеченная травма от смерти любимого человека будет, видимо, болеть до скончания века. Каждого нового сравнивать с ним и понимать: нет, не то! Опять не то! Того уже не будет, а улыбаться нелюбимому сквозь слёзы и изображать какие-то чувства – не очень получается. Небогатый выбор между одиночеством и пыткой.