Геннадий Карпов - Б-1, Б-2, Б-3 [неженский нероман]

– Счастье моё! Где у нас молоток? – не отрывая жопы от кресла крикнет тот во глубину жилища.

Поэтому холостой непьющий некурящий мужчина представляет собой находку для одинокой женщины и долго на дороге, как правило, не валяется. Конкуренция в данном случае минимальна, потому что в основном одинокий либо бежит со всех ног в ЗАГС с первой же охомутавшей его дамой, потому что до одури хочется борща и некому заштопать свитер, либо спивается и перестаёт представлять для женщин интерес. А принцип «Никого нет» открывает широкие перспективы для личной жизни, хоть и накладывает жёсткие ограничения. Ведь просто не пить – условие необходимое, но не достаточное. Надо ещё поддерживать себя в форме. И тут на сцену выходят офицеры в отставке, спортсмены и артисты. Не все, конечно, но выживаемость отслужившего двадцать лет в танковых войсках дядьки на порядок выше выживаемости сорокалетнего менеджера, прожившего всю жизнь с родителями. Мужикам подавай фигуристых! А женщинам? Спросите у женатого мужика – где в его доме лежат гантели?

– Дорогая! Куда ты убрала гантели? – спросит женатый менеджер среднего звена с ручками – верёвочками.

– А мне мама запретила ими заниматься! У меня плоскостопие, гастрит и сколиоз, поэтому я даже на почту не хожу! – пробормочет рыхлый системный администратор.

У себя в коридоре я сделал турник, повесил боксёрскую грушу, а длинные фильмы Бертолуччи или Жёне и Каро смотрел, помахивая гантелями и качая пресс. Но иногда я расслаблялся, и тот декабрьский день был тем самым случаем. Я отпраздновал свой день рождения в полном одиночестве и напился так, что дед появился уже через десять минут после того, как я, поставив у дивана бутылку минералки, повалился как подкошенный.

– Я в том районе отработал три года. Знаю, что такое зима в тайге. Выжить там невозможно! Так что твоим сказкам я не верю. Или колись, полено, или мотай отсюда и пусть твою жену медведь хоронит!

Дед был какой-то полупрозрачный, как солдат-новобранец из семьи потомственных преподавателей музыки. Прошло уже столько лет, а он всё ходит и ходит. А мне всё некогда туда съездить. То денег нет, то времени. Дед пожал плечами, потоптался в дверях, потом прошёл в комнату и сел на ту табуретку, что весь вечер служила мне праздничным столом. Мне это не понравилось, но говорить я ничего не стал. Мне как всегда даже во сне хотелось спать, голова кружилась, и я знал, что завтра весь день буду лежать пластом и жалеть, что некому сгонять за пивом.

– Ты сходи туда да поживи там зиму. Тогда поймёшь. А так – чё говорить? – без эмоций пробормотал в бороду дед, потом посмотрел на меня просительно и добавил. – Я бы тебя проводил. А ты бы её потом схоронил. Всем бы враз хорошо стало.

– А ты уже хочешь, чтобы всем стало хорошо? А ты тех двоих, что топором в тайге зарубил – схоронил? Им как нынче? Хорошо? Дядьке моему как? Хорошо, гнида?

Дед потупился, потом снова неуверенно сказал:

– Неправедно я жил. Теперь только понял. Каюсь. Прощения не ищу. Только вот что скажу: и ты из себя праведника не корчи! Все грешные. Кто-то при жизни это понял, кто-то – после смерти. Но все поймут и тогда будут прощены. А ты – ступай за пивом. Возьми литр крепкого и бутылку светлого – и пойдём ко мне, перезимуем по-скорому!

– Какое мне сейчас пиво! Я с кровати встать не могу, не то что до магазина дойти!

– А ты перебежками от столба до столба, через не могу! Забыл, как сам в походы ходил? Там всё через не могу было! Или ослабла душа? Обленилась? Стареешь…

– Ладно, старый, пусть я сдохну, но такого от тебя не потерплю! «На слабо» меня берёшь? Так вот знай: мне не слабо! Я иду за пивом, а там поглядим – как ты зимовал!

Я встал, напялил штаны и пошатался в магазин. Когда меня увидела ППШ, то всплеснула руками и заявила, что ничего мне не продаст.

– ППШ! – стараясь смотреть ей в глаза сказал я. – У меня сегодня день рождения между прочим! Пришли незваные гости. Неприлично получается! Хозяин пьяный, а гости – нет. Мне литр вот того и литр вон того!

– Поздравлялки! А меня не мог пригласить по старой дружбе? Посидели бы, песни попели, поцеловались… А ты банально насосался! И в этом для тебя весь праздник!? Грустненько. Сколько тебе стукнуло? Неужели! Хорошо выглядишь! Да – на ты! Захлебнитесь со своими гостями!

* * *

ППШ когда-то работала воспитателем в детском саду, но в результате сложных жизненных коллизий покрасила волосы в радикально чёрный цвет и уже много лет торговала алкоголем. Так что база для нашего общения у неё была, но вот надстройка меня вскоре категорически не устроила. Началось у нас с того, что она как-то меня спросила:

– Вот вы у нас третий раз покупаете цветные макароны! А не подскажете: они и после варки остаются такие же? А вода после них тоже цветная? Или это у вашей жены надо спрашивать?

В нашем магазинчике работали всего четыре одинаковые с виду продавщицы, которые подменяли друг дружку в различных сочетаниях в двух соседних небольших отделах: продукты и пиво-воды. Они по очереди курили на крылечке у магазина, одинаково красили короткие волосы одной радикально чёрной краской, имели приблизительно одинаковые габариты и, думаю, разбейся вся эта четвёрка на самолёте – по анализу ДНК их бы тоже не сразу различили. Для продавщицы продуктового магазина выглядела ППШ очень даже ничего, а намёк на жену был так прозрачен, что я умилился. В итоге после недолгих переговоров она после работы иногда стала заходить ко мне.

– Ну, как там цветные макароны? Отцвели уж давно? – иногда спрашивал я, собираясь на работу.

– А как ещё скромная женщина должна знакомиться с мужчиной? – пыталась краснеть она.

У скромной женщины оказалось двое детей, морально устаревшие родители, дача, гараж, небольшая праворукая иномарка – короче, весь набор для счастья, которого, почему-то, было не в избытке. Ходила она когда-нибудь в ЗАГС или нет – я так и не удосужился поинтересоваться, но дети четырёх и девяти лет друг на друга походили, как эфиоп на эскимоса. В таком большом коллективе место человеку со стороны найти очень сложно. Особенно когда этот самый человек места там не особо-то ищет. Моя новая подруга имела привычку целоваться, не вынимая жвачку изо рта, громко материлась, разговаривая со знакомыми по телефону, и любила поговорку: «Не ты первый – не ты последний!»

Я несколько раз сходил к ней домой поесть щи со свининой и котлеты с картофельным пюре. Их квартира напоминала продовольственно-вещевой склад, в котором почему-то живут люди. Готовила она не столько вкусно, сколько много, и от этого становилось ещё грустнее. К щам или котлетам она наливала мне одну большую стопку водки – ни дать ни взять наркомовские сто грамм! – и прятала запотевшую бутылку обратно в холодильник. Весь её победный вид при этом говорил: ну вот! Этот кобелишка уже никуда не удерёт! Разве можно бросить такое счастье?! Причём, каждый раз бутылки с водкой были разные! Кто таскал в их огромный холодильник топливо и кто после меня его расходовал – история умалчивает.