Геннадий Карпов - Б-1, Б-2, Б-3 [неженский нероман]

Есть на такой жаре почти не хотелось, зато когда стало темнеть и холодать, я остановился на ночлег и понял, что жутко проголодался. Разогрел на костре банку каши и банку тушёнки, сел на камень у воды, опустил раскалённые ноги в прохладную воду и неторопясь поужинал. У ног тут же образовалась стайка пескарей, которым я сплюнул пару недожёванных сухарей и стал наблюдать за битвой рыбёшек. Вслед за сухарями отправились несколько слепней и комаров и остатки каши из банки. Пескари так раздухарились, что я стал опасаться за свои ноги. Пока я наблюдал за рыбой, метрах в ста на противоположный берег выбрался бобр, почистил шубу, отряхнулся, задумался на минуту и снова ушёл на дно. Потом пескари разом исчезли, и у ближайшей коряги мелькнула узкая тень щуки. Ещё через десять минут передачи «В мире животных» по кристально чистой воде сверху потекла муть: кто-то большой выше по течению перешёл реку. Кукушка насчитала мне полтора, зато счастливых года и замолкла на полуслове, как бы давая понять, что ошиблась в большую сторону. Мол, сразу не разглядела – кто таков, а когда разглядела – почти успела кукукнуть дважды. Ну, не перекукивать же заново! Неприлично. Не в её правилах!

Жизнь в лесу кипела! Я наблюдал за дрожанием какой-то травы, растущей из-под воды, но тянущейся на воздух, к солнцу. За бликами заходящего солнца на воде. За охотой какой-то пташки на мотылька. Тот раз за разом уворачивался, в последний момент делал кульбит и шёл вниз, и воробей никак не мог навести прицел. Истребитель сделал заходов десять – и каждый раз мотылёк его обманывал. В итоге мотыль выбрал из двух зол и упал в воду, а косоглазый воробей улетел. Мотылёк бил намокшими крыльями по воде, пытаясь взлететь, но шансов у него не было. Когда течение проносило его мимо меня, я спрыгнул с камня, сделал пару шагов от берега, зашёл в воду выше колен и подставил ладонь. Героический хитропопый насекомый вплыл мне в руку, был перенесён мной на берег и посажен на лист лопуха такого размера, что с точки зрения козявки это была палуба авианосца. Только тут я заметил, что уже поздний вечер, и это значит, что кино про природу без рекламных пауз я смотрю больше двух часов.

Ночью снова пошёл снег. Я проснулся оттого, что замёрзли уши и нос, открыл глаза и увидел, что всё вокруг белым-бело, луна в бешеном темпе наматывает по небу круги, а около моего костра правым боком ко мне на корточках сидит дед, протянув к огню руки. Где кончались его передние конечности – было непонятно, потому что они, как и весь дед, просвечивали насквозь, и то, что оказывалось за ними, лишь слегка замутнялось и преломлялось.

– Дед, почему тут каждую ночь – зима? Грибы помёрзнут! У меня Жозефина Павловна задубела! – поинтересовался я, грея нос в кулаке.

Дед пожевал губами, пошевелил руками, покрутил головой. Говорить ему явно не хотелось. Он витал где-то очень далеко и на такие мелочи отвлекаться не желал.

– Хоть скажи – кто были те двое с собакой? – повысил голос я. – Сдаётся мне – они искали кого-то. Сдаётся, что меня. И Луна чёт словно «Ferrari» в «Формуле-один» носится. Того гляди – с трассы вылетит!

– Не вылетит! Не боись! – соизволил издать тихий звук призрак.

Видимо, тема Луны оказалась достаточно значительной, чтоб отвлечься от чего-то вечного.

– Тебе чичас не про Луну надо думать. Ты о грехе своём думай и о том, чтоб добраться до места. Вон, у тебе мозоль на пятке! Как завтра пойдёшь? Ты об мозоли думай, а не об планетах! Ты, главное, туда дойди и всё, что спланировал – сделай! А дальше – как хошь! Дальше – твои дела.

– Мозоль я проткнул и нитку в нём на ночь оставил. За ночь вода вся уйдёт, я его пластырем залеплю – и нормально. А вот если снег до завтра не сойдёт – я к вам точно не доберусь!

– Сойдёт! А на ту ночь его мобыть и не будет уже. Потому нынче январь, а там будет апрель. Ты спи! Лопату не забыл? И топор? Я топора не вижу! Чем крест рубить станешь?

– У меня нож здоровенный заместо топора! Рассказать, как я с ним однажды в аэропорту Кызыла чуть в неприятность не попал? Хотя, какое тебе до этого дело! Я даже икону взял! Две сотни на вас, нехристей, потратил! Лишь бы отвязались!

– Я не нехристь! Я католик! Спи уже! Не высписси – как завтра ногами будешь двигать! Спи! И ещё – мы тут решили: один крест ставь. Детям отдельно не надо. Один чтоб на всех.

– Мать родная обо мне так не заботилась! Один так один. Баба с воза – кобыла в курсе. Ладно, буду спать. А ты сугробы чтоб разгрёб к утру и кофию мне в постель к восьми! Католик, едри тебя!

Я вытащил из рюкзака и надел свитер и вязаную шапочку, залез под одеяло и мгновенно уснул.

* * *

Хорошо, что меня никто не видел на следующее утро. Я очнулся от жары. Был уже десятый час, прямо надо мной стояло огромное солнце, а я плавился под одеялом в штанах, шапке и свитере, и всё никак не мог проснуться даже не взирая на пять комаров, одновременно качавших мою кровь из левой щеки! Наконец ночные кошмары сменились утренними реалиями, и я, раздевшись догола, плюхнулся в воду, забыв про кровожадных пескарей. Прохладная вода окончательно привела мозги в рабочее состояние. Я позавтракал, собрался и двинул дальше. Левой – правой, левой – правой. Сначала ноги шли плохо, а от рюкзака начинали болеть плечи, не говоря про поясницу. Помнится, после четвёртого курса на практике в Туве такие расстояния я проходил без проблем, почти бегом, а потом ещё хватало сил до утра веселить Ю-1, студентку из Воронежа. Старею! Возможно, это мой последний маршрут. Даже не исключено, что это маршрут в один конец и половина банок каши мне не пригодятся: ведь неизвестно, что приготовила мне там судьба в виде деда! Но я дойду до конца и сделаю то, что мне положено! А дальше? Дальше не думается. Мысль упирается в стену. Есть в стене дверь? Или там стоит обветшалая лестница? Или прокопан лаз? Или пробита брешь? Или у стены стоит взвод солдат с винтовками и безразличным старшиной и ждёт моего прихода? Но другого пути иначе как к этой стене у меня уже нет. В жизни масса ответвлений, перепутий и перекрёстков судьбы. Пойдёшь направо, пойдёшь налево… И передо мной многие годы расстилались миллионы вариантов развития. К примеру, лет уже шесть тому как… какой! Девять! Девять лет назад я стоял на распутье. Вернее, лежал на распутной и думал – как поступить? З-3 давно и недвусмысленно намекала, что она – женщина дела, поэтому в её ближайшие планы входит открытие своей туристической фирмы, выход замуж и свадебное путешествие в Париж. Она может себе это позволить, поэтому от будущего мужа требуется совсем немного: вести себя прилично, команды выполнять быстро, без команды не лаять, по вечерам бриться, трахаться качественно. Стыдно, но я месяца три на полном серьёзе обдумывал деловое предложение. Три месяца решал: какой ценник повесить себе на грудь? Продаться или нет за Париж и новый Nissan? И если продаться, то потом, глядя сверху вниз на противогаз из кирпичного подбородка и слега раскосых глаз, каждый раз представлять себя в объятиях Джины Лоллобриджиды и думать, что Париж увидел – можно и помирать? Помирать-то можно, но не с тоски же! З-3 слово сдержала: открыла, вышла и уехала. Только не со мной. Но сейчас всё просто: надо дойти! Без вариантов, как в том застрявшем лифте! Поэтому я дойду – а там поглядим.