Геннадий Карпов - Б-1, Б-2, Б-3 [неженский нероман]

Поезд ехал то быстрее, то медленнее. Сначала станции располагались неподалёку друг от друга, но чем дольше мы ехали, тем длиннее становились перегоны. Машинист перед каждой остановкой гавкал в микрофон что-то совершенно нечленораздельное, автоответчик просил не забывать вещи, не кидать мусор в окна и не взрывать бомбы в тамбуре. Часа через четыре езды я попил минералки, съел яблоко и погрыз сухарей. Потом мне захотелось спать. Мысли, взбудораженные сборами и началом поездки, улеглись, утряслись и перестали быть мыслями, став тусклыми статичными картинками, над которыми думать уже не хотелось. Ощущения мне напомнили те, что я испытал в предбаннике у стоматолога, куда пришёл ночью с сильной зубной болью. Сначала было больно, потом – страшно. Передо мной в кресло села женщина, которой долбили челюсть больше часа. Сначала она стонала, и мне было её жаль. Потом стало жутко от вида толстяка – хирурга в окровавленном халате с волосатыми пальцами-сосисками. Потом женщина перестала стонать. Уж не знаю – подействовал ли наконец новокаин или она вырубилась, не выдержав пытки. У меня за этот час прошла сначала боль, потом – страх, и осталась лишь усталость, от которой стали закрываться глаза. Невозможно долго бояться или радоваться! Поэтому, когда я сел в кресло, то желание у меня оставалось лишь одно: спать! Так и теперь: сумбур в мозгах разошёлся волнами адреналина, лодка закачалась на ровном зеркале абсолютного спокойствия, гладь которого нарушала лишь редкая зыбь, нагоняемая лавинами проносящихся за окошком товарняков. Я восемь раз подряд зевнул, положил ноги поверх рюкзака и задремал, надвинув кепку на глаза.

* * *

Мне приснилась Б-1. Наверно, она приснилась мне потому, что это связано с зубной болью. Мы на втором курсе отмечали в общежитии какой-то праздник, и всё бы ничего, но у меня сильно заболел зуб. Я вылил на него стакан водки и положил таблетку анальгина, но помогло это не надолго. Ближе к ночи, когда все, кто ещё мог стоять на ногах, подались в актовый зал на дискотеку, я зашёл в комнату к товарищу и завалился на его койку. Товарищ на неделю уехал домой в деревню, и его койка была в моём распоряжении. В его комнате я списывал у однокурсников работы по физике, они у меня – по математике, а по ночам мы все вместе учили кристаллографию и историческую геологию, которую все называли не иначе как глухология в честь фамилии преподавателя Глуховой и отсутствия шансов на благоприятный исход экзамена. Но в тот момент мысль у меня была одна: кто бы дал мне в челюсть, чтобы выбить этот несчастный зуб! Стоматологи в те далёкие времена были бесплатными, но водились далеко не на каждом углу, как нынче, инструментом пользовались больше пытошным, поэтому боялся я их до обморока. На втором этаже грохотала дискотека, от диких плясок сотни пустотелых студентов старые стены общежития слегка подрагивали. В этот момент дверь в мою одинокую тёмную комнату открылась, и подружка моего товарища с порога поинтересовалась – кто тут? Я знал, что мой друг с ней встречается, но без подробностей. Я честно ответил, что тут – я. Она задумалась. Потом поинтересовалась – что я делаю на чужой кровати? Я честно ответил, что лежу с зубом. Страдаю. Она снова задумалась. Потом сделала шаг назад и почти уже закрыла за собой дверь, но в последний момент спросила:

– А хозяин кровати где?

– Уехал на неделю! За харчами к старикам!

Она почесала шею, поправила пышную причёску, потом зашла в комнату, замкнула изнутри дверь и решительно заявила:

– Я пришла к хозяину этой кровати! Раз сегодня её хозяин – ты, значит тебе меня и ебсти! Мне ебстись охота до судорог! А чё он мне ничё не сказал, что поехал? Он чё, решил, что меня тут ебсти больше некому?

Когда через неделю товарищ вернулся с рюкзаком еды, я хотел было крикнуть ему: «Здорово, братан!», но передумал. Во-первых, он тоже занимался боксом, и, прежде чем сказать ему грубость, следовало хорошенько зажать в зубах капу. А как он отнесётся к тому, что в его отсутствие я пользовался не только его койкой – я не знал. Во-вторых, мы действительно были приятели, и портить отношения из-за женщины я не хотел. Это была моя первая, но совершенно случайная связь, тем более, что мой больной зуб она тогда вылечила за пять минут. И главное: когда на следующем курсе прошёл слух, что наша общая знакомая загремела в КВД, половина мужиков из общаги рвануло в аптеку за «Трихополом».

Во сне Б-1, одетая в короткий белый халатик, ласково спрашивала меня – не болят ли зубки, когда последний раз посещал стоматолога и гинеколога? Я сказал, что последний раз посещал врачей во второй половине двадцатого века.

– Вот и молодец! – похвалила меня Б-1. – Сходишь в лес, похоронишь бабушку – и никакие врачи тебе больше не понадобятся!

– Стану таким здоровым? – обрадовался я.

– Дурачок! – ласково погладила она меня по щеке. – Как был тогда неумеха и дурачок, так и остался!

Она всё гладила и гладила меня по щеке. И рука у неё становилась всё холоднее и холоднее, так что я отстранился от неё и сказал:

– Холодно с тобой!

– Привыкай! Скоро станет ещё холоднее! – ласково ответила Б-1, и я открыл глаза.

Про тот случай я поведал своему товарищу лишь спустя много лен и зин. Мы встретились на День Геолога. Я его не узнал. Он на тот момент уже десять лет как эмигрировал в Израиль, и его любимым хобби там была, видимо, еда. В кафе, куда мы ввосьмером зашли отметить праздник, он сразу по-хозяйски развалился на пискнувшем от натуги диване, долго водил пальцем по меню, часто подзывал официантку и спрашивал – что означает то или иное блюдо, как бы подчёркивая – насколько он забыл русский язык и местную кухню. Приехал он сюда не столько ради Дня Геолога, не столько ради того, чтобы повидаться с однокурсниками, сколько ради того, чтобы вылечить зубы: даже с учётом дороги он таким образом экономил как минимум четыре тысячи зелёных. После пятой рюмки меня потянуло на откровение. Не потому, что захотелось похвастаться, а потому, что после пятой я чётко осознал: мы видимся в последний раз. Больше шанса покаяться не будет. С таким весом, в том климате, между «Фатхом» и «Хамасом», да ещё и с врождённым пороком сердца долго не живут. При росте сто восемьдесят весил он под сто двадцать килограмм, и, судя по тому, как он пил и закусывал, останавливаться на достигнутом не собирался.

Когда я припомнил тот случай в общаге и приготовился повспоминать с некогда всеёбным, а ныне лишь всеядным другом нищие, но счастливые советские годы, он долго морщил лоб, а потом придвинул поближе бутылку «Вискаря» и в основном глядя на белого мерина с этикетки коротко сообщил, что его зовут работать в штаты, но он туда пока не хочет, потому что в Израиле у него мать, которая получает хорошую пенсию и подрабатывает в гинекологии, и из этой пенсии они платят трёхкомнатную ипотеку, но тут разболелось сразу три зуба, хотя машина у него французская с кондиционером, потому что все арабы – террористы и за людей он их не считает, а в Америке одни наркоманы, евреи, жирные негры и адвокаты, и он их за людей тоже не считает, кроме Питера Фалька и Риддика Боу, но там легко подняться, потому что в штатах все – тупоголовые бараны и готовы кидать степень бакалавра уже за то, что отличил на экране монитора скунса от кенгуру, и мои рассказы, стихи и повести он читал и считает, что на Брайтоне они кормили бы меня до самой смерти, хоть в них полно вранья, а мои стихи на английский хер переведёшь, поэтому тут я – ноль, и помочь он мне не в силах, зато у него растёт дочь – вылитая он, поскольку они с женой купили ей тоже французскую тачку с кондиционером, но она стала встречаться с раввином, а это опасно, так как пьёт он только хороший коньяк, а не это пойло, и надо больше есть морепродуктов, хотя в их море ничего не водится, а официантки все поголовно – шлюхи, как стюардессы из «ПанАма», хотя «Boeing» – это не какой-нибудь «Ил» или «Ту», в которых больше часа летать могут только пьяные русские и в которых даже кондиционера нет, зато в солёной плавать можно практически стоя и не тонуть, а читать в воде газеты, в которых пишут одну рекламу и заказное враньё, но похудеть всё равно не получается, поскольку жена сидит дома и только и делает что вкусно стряпает, а любые покупки арапчонок, даром что террорист, приносил тебе с базара домой бесплатно, но как назло все бабы у них зимой и летом по страшной жаре ходят в брюках и с автоматами, так что никого толком не трахнуть без кондиционера, а так в принципе ничё. Только живот второй день крутит с непривычки от нашей воды с пенкой.