Роберт Глэнси - Мелким шрифтом

— Слушай, Фрэнк, не надо верить всему, что тебе говорят.

Я разразился чередои тоненьких детских всхлипов:

— Простите, Даг. Я в полном раздрае.

Мы, мужчины, не приспособлены для ведения задушевчых бесед, и в таких ситуациях нас немного заклинивает, Я улыбнулся, отхлебнул чая, спрятал за чашкой свое зареванное лицо. Немного пришел в себя, вытер слезы — и между нами повисло молчание.

Внезапно Даг — пытаясь, как я подумал, разрешить эту неловкую ситуацию, — вскочил и заявил:

— А пойдем — ка! Хочешь, я тебе покажу кое — что потрясающее, Фрэнк?

Но опаленный своими откровениями и затвердевший в горниле шока, я пробормотал:

— Извините, Даг, на сегодня с меня хватит потрясений.

— Глупости. Тебе понравится, Фрэнк, поверь мне.

Он прошел через комнату к дивану. Диван был в стиле Дага — функциональный, коричневый и какой — то очень серьезный и неуловимо скандинавский.

— Обо мне тут много всяких глупостей болтают, Фрэнк. Будто я часами пребываю в глубокой математической медитации. На самом же деле я просто люблю вздремнуть.

С этими словами Даг нажал на рычажок, и диван превратился в кровать. Даг выглядел настолько довольным этим нехитрым фокусом, что я рассмеялся, удивился почти забытому звуку собственного смеха и от этого разошелся еще больше.

Посмотрев на меня, Даг и сам принялся смеяться, мы оба немного расслабились и оба отметили, как чудно вытлядит кровать в строгой офисной обстановке. Мне больше не было стыдно за свои слезы. Я изо всех сил высморкался. Если бы мне сейчас набрали ванну, я бы с радостью разделсяи нырнул — вот как удачно сочетались моя впечатлительность и Дагова увещевательность. В общем, я без колебаний лег на кровать.

И не успел я худо — бедно сосредоточиться на лежании, как меня одолел сон. Когда я проснулся, Дага рядом не было, но он оставил записку:

Фрэнк, у меня тут небольшое совещание, но я скоро вернусь. Лежи где лежишь. Отдыхай. Я сказал Оскару, что ты у меня и что все хорошо. Выспись как следует.

P. S. Можешь залезть в «бар». Зеленый чай — мощная штука!

В подтверждение того, что со мной все хорошо, я попробовал резко встать с кровати. Все вокруг немедленно заходило ходуном, так что я завопил: «Землетрясение!» — и только потом понял, что ходуном хожу я сам. Шрам на лбу предупреждающе заныл, и я сел обратно. Во второй раз я вставал уже не торопясь. Мир немного накренился, но мне было уже лучше. Я подошел к окну и, стараясь не обращать внимания на призрачного двойника, пялящегося на меня из стекла, посмотрел на стоящие через дорогу офисы «Шоу и сыновей», И вспомнил, что я думал о месте, где провел большую часть своей жизни.

В моей конторе царит смертная тоска. Все друг друга на дух не переносят, но — учитывая Условия трудового договора, — делают вид, что отлично ладят с коллегами. После разоблачения #### я стал приглядываться к окружающим, вникать в деятельность компании, в которой тружусь и которая (пока что) носит мое имя. Постепенно начала проступать ее истинная суть: это гнездилище тупого бюрократического зла. Впрочем, на первый взгляд это не заметно. Мы отлично маскируем характер своей работы. Стены окрашены в веселенькие цвета — чтобы отвлечь посторонних от всеподавляющего мрака конторы. Кое — где в комнатах для приема клиентов стоят обитые фиолетовым плюшем диваны и торшеры с огромными абажурами; обстановка напоминает декорацию к телешоу для подростков. Имеется даже лохматый зеленый ковер (пух налипает на подошвы ботинок, и к концу дня у окружающих может возникнуть подозрение, что я насмерть забил ногами куклу из «Маппет — шоу»). Диваны, ковры и веселенькие цвета — явно для шика, чтобы контора радовала глаз и не вызывала опасений. Но все впустую [70].

Было время, когда я свою работу любил; жестко регламентированный мир договоров был для меня полон смысла. В ту пору я обожал условия и примечания — эти тщательно разработанные письменные правила, по которым, как по рельсам, шла моя идеально упорядоченная профессиональная жизнь. Теперь же работа вызывает у меня отвращение. Как мы разговариваем с клиентами! Будто это боги, спустившиеся с небес, дабы удостоить нас своих насмешек, А мы водим вокруг них хороводы под собственный фальшиво — почтительный речитатив. Случись вам ненароком зайти в офис и услышать непререкаемый тон наших глубокомысленных речей, вы, чего доброго, решите, что мы не сегодня завтра откроем способ исцеления от рака. Ничего подобного. Пользы от нас ноль [71].

Все мы это знаем. Но — молчок. Иначе чары рассеются. Все равно что обрезать веревку, на которой держится наше неверие. Так актер может крикнуть публике: «Хотите знать правду? Все это туфта, чушь собачья. Я не умираю и вдобавок вовсе не торговец».

Мои клиенты как две капли воды похожи друг на друга, поэтому я просто копирую предыдущие контракты, вношу в договор название новой компании и отправляю по указанному адресу. Таким образом, меньше чем за двадцать минут я могу составить десяток договоров для клиентов из десяти разных компаний. Все, моя дневная норма выполнена. Что дальше? Дальше я тупо смотрю в предстоящую бездну вре мени — бесконечно тянущиеся часы. Вот она, голая правда, Вырезаю, вставляю — и тем зарабатываю на жизнь. Такая работа опостылела бы даже обезьянам. Я — шимпанзе — законник. Однако, хотя мы и обезьяны, не хочется, чтобы у вас создалось впечатление, будто мы ни на что не влияем. Мы — обезьяны, забравшиеся в пусковой бункер ядерных ракет, В один прекрасный день мы чисто случайно наберем верный код и — кирдык всему миру. Может быть, уже поздно принимать меры. (А может быть, я опять попусту драматизирую ситуацию.) Мы живем во времена корпораций; папа с гордостью называл Условия и Примечания «ДНК жизни» . Едва ли мы видим их каждый день, и тем не менее они определяют все наши действия. Вот как это происходит: компании ленивы, поэтому все мы вырезаем кусочки чужих работ и вставляем в свои опусы. Один и тот же набор условий и примечаний аккуратно вырезается и перекочевывает в многочисленные новые бумаги. И чем чаще такое происходит, тем выше вероятность, что несообразности и ошибки будут только множиться. (Близкородственное скрещивание до добра не доводит.) Так оно и идет. Со мной однажды такое тоже было'. А в компании «Шоу и сыновья» малейшая ошибочка, еле заметная неточность равносильны преступлению. Папа очень любил приводить в пример жуткие ляпы, чтобы лишний раз напомнить сыновьям, как важна для юриста безупречная точность [72].

Мальчишкой я обычно подыскивал себе летом какую, нибудь работенку, и однажды папа предложил мне внимательно прочитать контракт и всюду вместо названия предыдущей компании внести наименование другого клиента, Я заменил. Это было проще простого. Плевое дело.