Роберт Глэнси - Мелким шрифтом

— Давай, мистер, вот так, вот так, да, да, да! — восклицала она, уставившись в потолок.

Я плакал, но, не желая признать, что меня снедает ужас, изо всех сил вцепился в жену — у нее даже проступили шейные сухожилия — в надежде, что она вот — вот кончит. Прежде чем я сбросил ее с себя, она в последний раз с силой опустила на меня таз, мышцы подбородка расслабились, челюсть упала и, точно якорь, потянула за собой все лицо — вздувшиеся на шее жилы разом опали и исчезли. Опустив тяжелую голову мне на грудь, она со стоном выдавила из меня остатки, будто последним отчаянным усилием отжалась в спортзале. К тому времени мне удалось отогнать панику куда — то в самую глубь моего существа, и я с улыбкой прижал к себе жену, чтобы она не могла заглянуть мне в лицо и прочесть написанный на нем ужас. Ее тело обмякло, она простонала:

— Молодцом, мистер! Ты у нас в два счета станешь как новенький, а я буду твоим личным тренером по сексу.

— Чудесно, с чего начнем? — проговорил я, улавливая в собственном голосе остатки паники. — С четырехглавых мышц? А затем перейдем к грудным?

— Начнем с главного: разработаем как следует член, а уж потом займемся всем прочим. Годится? Она уютно примостилась у меня на руке.

— Еще как, — ответил я.

— Знаешь, — шепнула она, — по — моему, у нас с тобой все будет хорошо, мистер, просто прекрасно.

Я по — прежнему не помнил или толком не узнавал жену, но в ту минуту, несмотря на только что пережитый фарс и нелепицу, я понял, что она мне дорога. Сколько же неприятностей я ей доставил — авария, тревоги, волнения, страх и, наконец, мое возвращение в виде потерявшего память дебила… А она всеми силами меня поддерживает и продолжает любить. И хотя я так до конца и не понял, кто она, все же уразумел, что жена моя — женшина необыкновенная.

Чтобы передать то, что написано на лице женщины, разглядывающей свое тело, не хватит всей бумаги мира, тем не менее я прочел достаточно и в ее критическом взгляде на себя уловил разочарование.

Мистер ? Это что — то новенькое. Или у нас с ней был такой условный код? Забавный и воэбуждающий?

О Боже. До меня слишком поздно дошло, что я сморозил полную хрень. В такую горячую минуту стоило бы прорычать «Давай перепихнемся» … Нет, слишком грубо! Лучше бы помягче: «Не заняться ли любовью прямо сейчас?» Да вообще — к чему тут разговоры. На уме были вежливые фразы, а тело требовало секса, вот я и запутался. Грубые противоречия между любовью и похотью, конфликт между наслаждением и вростью сбили мой язык с толку,

Хотя с моих губ слетело: «Забудем об этом, и все» , игнорировать пенис [30]было уже невозможно — он совершенно неприкрыто гнул свое: «Давай перепихнемся!» Мы оба стояли на коленях лицом к лицу, и мой член был чрезвычайно похож на длинную лапу, отчаянно тянущуюся к влагалищу [31]жены.

Может, член — более подходящее слово? Или петушок? Конец? Хер?

Женина киска? Шахна? Ох, откуда мне знать ?

После аварии я совсем потерял голову; в конце концов послав свой чердак к чертям, я укрылся в теле. Сосредоточился на чувствах . Мгновенно освободившись от осаждавших меня дум, дум, дум, я готов был вопить от радости: «Почему мы раньше этого не делали?!» Меня душила острая потребность в таком сексе, который разом ввел бы меня в состояние полной бездумности.

Ответное признание — Я тоже тебя люблю — уже вскипало в груди, но затерялось где — то между сердцем и ртом.

Как знать, может, напялив на голову трусы, резвился и пердел в ритме национального гимна.

Я чувствовал себя толстой тупой гусеницей, вылупившейся из куколки вместо изящной бабочки.

У меня сложился план действий, замечательный в своей простоте,

Нет (И великолепно себя чувствую!) Анальгетики убивают боль, но с ней — и все прочее, включая ощущение своего бытия, а я всеми силами стремился его сохранить. С другой стороны» нейролептики имеют жуткие побочные действия. Поэтому я бросил принимать прописанные мне кошмарные таблетки (и пока что все — супер!).

Я был по — прежнему убежден, что никакое это не навязчивое состояние! (Нет, нет, нет — у меня все хорошо!)

Я соврал.

См. предыдущие 20 страниц сбивчивых откровений.

Эспрессо с двумя кусочками сахара! Вы невообразимо изумительное воплощение всего что я в этой жизни люблю и обожаю.

Если только не сравнивать ее со следующей неделей, которая стала одной из худших в моей жизни.

Нет (но, как я уже говорил, у меня и без них со здоровьем все прекрасно).

Обычно ради приятной атмосферы, в которой протекали наши милые семейные ужины, я готов был на все, лишь бы не раскачивать лодку, и, скорее всего, сказал бы: «Ладно, я понял, извини, что спросил».

Она посмотрела на меня, как нa любимую собаку, которая после многих лет идеального послушания вдруг ни с тoro ни с cero бросилась на хозяйку.

Речь о высказывании Доналда Генри Рамсфелда (р. 1932), дважды министра обороны США: «Есть известные вещи, о которых мы знаем, что знаем их. Есть также известные неизвестные, о которых мы знаем, что мы их не знаем. Но еще есть вещи, о которых мы не знаем, что не знаем их». — Прим. перев.

Не доверяйте туманным формулировкам юридического жаргона.

Вот где Прежний Фрэнк демонстрирует свое мастерство: взгляните на его формулировку условий договора для авторов телепередач: «Автор отказывается от права требовать возмещения за эксплуатацию его Произведения».

Использование жесткого слова «эксплуатация» действует не хуже ножа.

Непрофессионал скажет несколько иначе: «Нагнись, сейчас тебя поэксплуатируют (мы ведь предупреждали, что, когда тебя будут употреблять, ты даже пожаловаться не сможешь. А теперь, будь добр, в знак согласия поставь подпись под договором здесь, здесь и здесь)».

Условия договора со знаменитой компьютерной компанией — лучший пример худшего сценария, доведенного до абсурда: «Вы обязуетесь не использовать данный МР3-плеер в целях, запрещенных законодательством США, включая, без каких — либо ограничений, разработку, проектирование и производство ядерных ракет». Ядерных ракет! С тем же успехом можно сказать: не делайте из этого аудиоплеера танк. Предельный сюр. Компания производит великолепные товары и нелепейший, набранный петитом сопроводительный текст к ним.