Роберт Глэнси - Мелким шрифтом

Перед моими глазами сразу возникла картина нашего будущего: дом, полный хохочущих детей. Полли в своей комнате играет на скрипке, радостные звуки разносятся от подвала до крыши, сын Том лежит на диване, уткнувшись в книгу, младшие — Эми, Себастьян и Джули — плещутся в ванне, а я стою посреди этого веселья и счастливо улыбаюсь.

Я годами мучительно искал слова, пригодные для описания того иссушающего влияния, которое оказывает на меня жена, а тут является пятилетний малыш и сразу попадает в точку: «У меня из — за тебя все внутри умирает».

Юрист — и слушает блюзы?! А мне просто хотелось до чего — то докопаться. Найти такое, чего не доискаться с помощью тестов моей жены, зато можно запросто понять по моему костюму или прическе; музыка напоминала, что в молодости было во мне чтото потаенное, скрытое в темных щелях между кожей и костями. Примерно в то время я осознал, что в основе моего характера лежит постоянный конфликт между моим внутренним голосом и внешним. Когда — то я был блестящим молодым человеком — знаете, встретишь такого на вечеринке, и напряженность как рукой снимает, сразу чувствуешь себя записным остроумцем. А потом я превратился в парня, который, забившись за горшок с пальмой, делает вид, что читает несуществующую книжку. Стоило мне сказать что — нибудь вслух, как внутренний голос принимался тихо возражать. «Я считаю, мы поступили правильно, ввязавшись в войну в Ираке», — к примеру, говорю я, а мой внутренний голос нашептывает: «Ты вовсе так не считаешь». Мои голоса, внутренний и внешний, когда — то звучали очень гармонично, а теперь похожи на пьянчуг, устроивших потасовку на поздней вечеринке с караоке.

Проще говоря, я больше не верю ни единому своему слову.

Мои собственные родители никогда не называли меня «сынок», и меня до глубины души трогало, когда Джой или Фред завершали фразу этим ласкательным словом.

Вместо этого я сделал гадость, на которую горазды враждующие супруги: я запомнил ту минуту — вдруг пригодится. Занес ее в список жениных промашек, пополнив ею свой арсенал; будет чем вести ответный огонь, когда она начнет обстреливать меня моими промахами и грешками. Стыдно признаться, но я храню про запас ее ошибки, они — мое единственное оружие, больше мне с ней сражаться нечем.

Я замечаю, что только мрачнею, вопреки его совету, с каждым днем.

Живите без напряжения, и будете жить вечно.

Смейся над жизнью и живи вечно.

Пожалуй, и моим близким другом.

Переутомление убивает.

А потом тихо распластался под навалившимся на меня грузом событий и чувств.

На миг я явственно услышал то, что много лет назад сказала бы мне прежняя Элис: «Какой ужас! Знаешь что, любимый, бросай все к черту и уходи с этой поганой работы — открой лучше книжный магазин, да мало ли чем можно заняться. Ни деньги, ни место не стоят того, чтобы ты занимался подобными мерзостями».

Рекорд моего молчания — пятнадцать минут десять секунд.

Смех разговором не считается, поэтому я продолжил свою игру. Уже семь минут.

Всякий раз, когда она, стараясь подольститься к собеседнику, несла хрень, вроде «Очень точно подмечено, Фил», у меня в ушах эхом звучали слова прежней Элис; в те годы она подобному дурню сказала бы: «Катись отсюда, кретин!» — или что — нибудь похлеще.

Сейчас поставлю персональный рекорд!

Черт! Чуть — чуть не хватило!

Даже наши телефоны стали несовместимы.

Развить мысль. Типично менеджерский жаргон.

Что на менеджерском жаргоне означает: «Отвали, Фрэнк» [143].

Больше мы об этом так и не поговорили.

Это неправдоподобно. Просто чушь собачья в духе Тома Клэнси. Извините.

Даже состав соуса на бутылках кетчупа пользуется у покупателей ббльшим вниманием.

Есть что — то неоправданно жестокое в том, что страх перед длинными словами имеет немыслимо длинное название; несчастные, страдающие этой фобией, впадают в ярость всякий раз, когда слышат его название. Возможно, слышат от тех самых людей, которые изобрели слово «дислексия».

Но не решился: я же трус. Не смог. Натура не та.

Отказ от ответственности: знаю, это глупость, ребячество. Какой смысл восставать против правил таким крошечным кеглем? И то правда. А все — таки — лиха беда начало/

Отказ от отказа от ответственности: тот мой отказ производит жалкое впечатление. Больше такое не повторится.

Отказ от предыдущего отказа от отказа: с сожалением вынужден уведомить вас, что не могу гарантировать действенность предыдущего отказа.

Который сам Оскар с отвратительной настойчивостью именовал своей «жизнью».

Разумеется, я не произношу этого вслух, о нет, это же не соответствует условиям наших братских уз.

Притворный энтузиазм изнуряет.

Ничто не является тем, чем кажется. И вообще чем — нибудь. Каждый предмет есть нечто совсем другое.

Это высказывание может показаться ксенофобским, но я не имел в виду ничего подобного; и вовсе не хочу сказать, что раз она француженка, значит, глупа и потому влюбилась в Оскара. Думаю, что поначалу ее английский был не слишком хорош, и в процессе ухаживания большая часть Оскарова идиотизма затерялась в трудностях перевода, что и позволило несчастной французской красавице втрескаться в него.

Ключевые показатели эффективности.

Мне пришла в голову упоительно озорная мыслишка: между Дагом и Ниной сегодня вспыхнет страсть, и они раздолбают невыносимое самомнение Оскара самым публичным и непристойным образом. Мечты, мечты…

Из — за французского акцента она произнесла « частить » с легким и очень сексуальным пришепетыванием: « Не тчшшасссти, Оссскар ».

У меня сердце в пятки ушло — вдруг он скажет: «Я, блин, знаю, что ты там налажал с нашими клиентскими контрактами. Ты ж крушишь меня вместе с фирмой. Как ты мог, Фрэнк, как ты мог такое сотворить? Ты же все разрушил, Фрэнк, и надолго сядешь в тюрягу за то, что ты сделал со мной и нашей компанией! Как мог ты так обойтись со мной, с отцом, с мамой, СО ВСЕМИ КТО ТЕБЯ ЛЮБИТ!»