Фрэнсис Ча - Будь у меня твое лицо

– Ах, серьезно, поклонница? – говорит парень в полосатой футболке. – Он же ненавидит поклонников.

– Нет, вовсе нет, – быстро отвечает Тэин и, протянув руку, в шутку бьет приятеля в плечо. Затем он поворачивается и широко мне улыбается, но я вижу: он насторожился.

– Итак, как тебя зовут? – спрашивает огромный, неуклюжий менеджер Тэина, поворачиваясь ко мне.

Его широкое лицо покрыто пятнами от акне. Я и раньше видела его – по телевизору, в реалити-шоу. Он работал с «Краун» еще до их дебюта. В голове тут же всплывают все сплетни о нем, звучавшие в основном по радио. В кабинете он вечно прятал еду, но притворялся, будто у него ничего нет, когда ребята умирали от голода после многочасовых репетиций. Он тратил на еду десять тысяч вон в день! А один раз он был настолько пьян, что забыл ребят в аэропорту, и им пришлось вызывать такси за свой счет, а ведь сами они еще тогда не зарабатывали. Удивительно, как они могут терпеть его сейчас, после всех тех ужасов и страданий. Ведь все это им пришлось пройти по его вине, когда они еще были бедны и пробивались к успеху изо всех сил.

– Ее зовут Ара, – говорит Кьюри. – И она немая.

– Что? – раздается по всему столу, и я вспыхиваю сильнее.

– Я еще ни разу не встречал немую! – говорит один из друзей Тэина. – Ого, да этот салон все интереснее всякий раз, когда я прихожу сюда. Как она собирается разговаривать со мной, если она немая ?

– Язык тела, идиот, – говорит другой, прыснув. – Должно быть, она свободно владеет несколькими диалектами.

Сколько раз я представляла себе встречу с Тэином, но оказалась к ней совершенно не готова. На глаза наворачиваются горячие слезы. Вдруг дверь открывается, и в комнату входит Суджин.

– Мне сообщили, что ты здесь! – радостно говорит она Кьюри. – Всем привет!

Мужчины бросают на нее взгляд, но игнорируют. Затем Суджин видит нас с Тэином и восклицает:

– Ара? О боже! – Поняв, что происходит, она подбегает ко мне, садится рядом и, крепко обняв меня, начинает визжать.

– Что за херня, – бормочет один из друзей Тэина и нажимает кнопку на столе. Тут же приходит официант. – Позови Мадам.

Все замолкают, на лице Кьюри отражается тревога. Проходит всего минута, открывается дверь, и неслышно появляется одетый во все черное менеджер.

– Здравствуйте. – Он низко кланяется. – В чем дело? Я могу помочь?

Парень поворачивается в его сторону.

– Я попросил позвать Мадам , а не тебя. Кто ты вообще такой?

– Ее сегодня нет, но я уверен, что могу помочь вам. Убрать комнату? – Менеджер смотрит на Кьюри, и я вижу, что он всеми силами пытается защитить ее, а заодно и нас. Она нравится ему – это очевидно. Мы все затаиваем дыхание.

– Твою мать, сколько раз повторить, чтобы позвонили Мадам? У нее же есть телефон, не так ли? Кстати, у меня есть ее номер. Я сам наберу ей. – К нашему ужасу, он действительно достает из кармана телефон и, прокрутив список контактов, нажимает на кнопку вызова.

«Вот дерьмо», – на выдохе вырывается у Кьюри. Суджин встает и, сжав мое запястье, медленно тянет меня к выходу.

Вот и все. Тэин даже не поговорил со мной. Я не смогла ничего напечатать ему в ответ. Перешагивая порог, я в отчаянии оборачиваюсь, но он даже не замечает моего ухода и просто шутит с друзьями. За закрывающейся дверью я слышу крик: «Что за херня? Я думал, это – “десятка”, а не дом недоучек и уродов! Сколько денег я потратил здесь за все эти годы? И как со мной теперь обращаются!»

Несмотря на высокие каблуки, я иду довольно быстро, стараясь не отставать от Суджин и Кьюри.

– Вам лучше уйти, – мягко просит Кьюри, остановившись напротив другой комнаты. – Увидимся дома.

Она открывает дверь и скрывается внутри. Суджин берет меня за руку, и мы снова ускоряем шаг. Знаю, что чувствует она, а она знает, как чувствую себя я. Вскоре мы уже бежим что есть сил.

Все это очень похоже на ночь, когда я потеряла голос. Мы и тогда бежали вместе. Сжимая мою руку, Суджин уводила меня оттуда. А ведь из-за нее я и оказалась в том месте – под аркой у грунтовой дороги. Суджин сказала, что нас ждет посвящение в подростковую банду и что в следующем году мы ее возглавим. Я не хотела идти и вообще не была уверена в желании слыть «плохой девчонкой». Это означало, что все учителя будут меня ненавидеть, выделять на фоне остальных и даже бить, если на чем-то поймают. У одного из илджин в прошлом году лопнула барабанная перепонка, когда его ударил проректор.

Мы не знали, что илджин из других школ в курсе нашего посвящения и пришли отомстить за проигранные драки. Они принесли доски, а у некоторых были смертельно опасные бутылочные «розочки». Они окружили нас. Мы сомневались, пустят ли они в ход разбитые бутылки, пока кто-то не выкрикнул: «Вперед!» Вмиг все смешалось в хаос. Я так и не увидела лица девушки, которая ударила меня, но Суджин сказала, что та держала биту.

Когда мы добрались до Большого Дома, Суджин сначала разбудила моих родителей, затем позвонила в скорую. Я плохо помню ту ночь, но в памяти отчетливо запечатлелись кровь и содранная кожа у Суджин под ногтями. Она расцарапала лицо избившей меня девушки. Когда раздались крики «Полиция!», та растерялась, и в этот момент Суджин набросилась на нее, а затем спешно увела меня. Я почти ничего не видела тогда из-за раскалывавшей мою голову боли.

«Прости, прости!» – кричала Суджин, и это воспоминание, наверное, самое тяжелое. Казалось, подруга задыхается – так ей больно за меня.

Впервые за три долгие, утомительные недели я чувствовала себя так, словно действительно ухожу с работы отдыхать. Поэтому, когда Суджин написала мне, что освободится примерно в то же время, я предложила ей встретиться в моем любимом местечке, где подают самгепсаль [43] Популярное блюдо корейской кухни. Представляет собой кусочки жирной свиной брюшины, не замаринованной, не посыпанной специями. Участники трапезы поджаривают ее на стоящем на столе гриле. . И вот, она уже двадцать минут торчит в уборной, поэтому я все жарю, ем и пью одна. Люди за другими столиками явно сочувствуют мне.

Четверг, час ночи, и ресторан забит до отказа. Персонал, бегающий вокруг столов, весь взмыленный, но мне все равно – я ловлю молодого официанта и заставляю жарить для меня еду, а сама иду искать Суджин. Она стоит напротив зеркала в уборной и тычет себя в лицо кончиками пальцев.

– Чем ты тут занимаешься?! – рычу я.

– Ох, прости-прости, – пугается она. – У меня во рту застряла еда, и я выковыривала ее. Затем мне показалось, что к правой части подбородка вернулось осязание, но, кажется, я ошиблась. Пойдем!

Вернувшись к столику, Суджин берет у вспотевшего официанта щипцы и начинает переворачивать свинину. Готовое мясо она кладет мне на тарелку. Наблюдая, как она ножницами нарезает свои кусочки еще мельче, я чувствую в груди тепло. Конечно же, я помню, каково это – когда ужин похож на пытку. Еда постоянно застревает, жевать приходится медленно, а онемевшая челюсть отвратительно хрустит.