Наталья Литтера - История жизни в авторской обработке [litres]

Олвин обводил внимательным взглядом присутствующих. Все шло хорошо. Только не было в сердце счастья, потому что вспоминалась другая свадьба. Он помнил, как хмелел только от одного взгляда на Бригитту, что через год родила ему сына. От Кунии он не хмелел. Новая хозяйка замка была красивой и молодой. Но она была холодной.

Кун пил за счастье молодых и не скрывал своей радости. Куния неторопливо и аккуратно вкушала пищу с большой брачной тарелки – общей для них с Олвином. Кубок у них тоже был общий. Новобрачные попеременно пригубляли его. Скоро поднесут другой бокал – серебряный, с выгравированными старыми письменами. Это часть древнего обряда. В нем молодым давали испить настоя медоноса – чтобы муж был силен в постели, чтобы жена понесла с первой ночи.

Кубок всегда подносил старейшина. Олвин смотрел, как медленно приближается Пий в нарядном, отороченном мехом длинном плаще, как блестит красный самоцвет в его налобном обруче. Старик протянул серебряный кубок жениху со словами:

– Испей, господин, половину, вторую же часть отдай жене своей.

Не склонил голову Пий, смотрел прямо в глаза. Тоже помнил, как подносил это питье Бригитте. Олвин взял из рук старика чашу и стал делать глотки. Горчил медонос. Имел вкус неуместных ныне воспоминаний. Ополовинил кубок муж и дал напиться жене своей. Куния не торопилась. Все гости следили за тем, как медленно она отведывала напиток, а потом возвратила пустую посуду Пию. После этого раздались крики гостей, слышались пожелания скорейшего потомства.

Кун прятал довольную улыбку в обвислых усах. Куния невозмутимо села на свое место. Олвин не мог избавиться от горечи. Пий медленно удалился на свое место.

Олбри не стал досматривать, как отец и его новая жена опустошают кубок. Пока все были заняты созерцанием обряда, он вскочил со своего места и убежал наверх.

Лодку к берегу прибило уже в темноте. Рыбак ступил босыми ногами на мокрый песок, оттащил свое маленькое судно подальше от волн, закрепил и медленно пошел к дому. Его там никто не ждал. И очаг был потухшим. И постель холодной. Ракушки, свисающие на нитях, отбрасывали причудливые тени. Прощальный подарок Шеллы рождал глухую тоску. Которую не в силах было забрать даже море.

Глотатель огня погасил пламя, словно съел его. Гости были уже достаточно пьяны – они хлопали в ладоши, топали ногами, требуя повторить фокус. Но вдруг все смолкло. В зале появилась гостья. Неожиданная гостья. Та, которой никто не ждал.

Дама в темно-синем, расшитом золотыми цветами платье медленно приближалась к столу, за которым сидели молодожены. Косы ее были перевиты золотыми шнурами с жемчужинами.

– Здравствуй, Олвин, – проговорила женщина, приблизившись к хозяину. – Не ожидал? Как видишь, я жива.

– Бригитта? – Голос жениха прозвучал неуверенно, потому что поверить собственным глазам было невозможно.

Гостья засмеялась.

– Не пугайся, Олвин, я не дух. Я из плоти и крови, пришла поздравить тебя со свадьбой, – после чего перевела взгляд на отца невесты: – Здравствуй, Кун, – а затем и на невесту: – Тебе долгих лет жизни, Куния.

Кун недобро сузил глаза. Куния сделала глоток из кубка.

– Молчите? – улыбнулась Бригитта. – И правильно делаете. Как нехорошо, Олвин, играть свадьбу при живой жене.

– Где ты была все эти годы? – Он никак не мог прийти в себя.

– Где была, там меня уже нет, – ответила гостья, не сводя глаз с невесты и ее отца. – Главное, что сейчас я здесь. Не так ли, Кун? Долго подбирался к Олвину? Можешь не отвечать. Я знаю – долго. С тех самых пор, как нашептывал за чаркой вина моему мужу грязные наветы, как твердил ему, что ребенка Бригитта родила не от мужа…

– Ложь! – воскликнул Кун.

– Конечно, ложь, – согласилась она. – Олбри растет и с каждым днем все больше и больше походит на отца. Не так ли, Олвин?

Наконец Бригитта посмотрела на своего мужа. Горько-насмешливо.

– Каково это, Олвин, день за днем наблюдать за тем, что твой сын ходит так же, как ты, качает головой, как ты, волосы у него такие же вьющиеся, как у тебя, глаза такие же темные, как у тебя… каково это – знать, что предал позору свою жену… напрасно?

– Бригитта…

– Тяжело?

– Невыносимо.

Женщина кивнула головой.

– А ты знаешь, кто подстроил свидание, после которого я бежала? Кун. Он давно положил глаз на замок и земли, прикидываясь твоим другом, был всегда рядом во время охоты и пиров. В тот вечер в нашу спальню завели неизвестного мне рыцаря. Комната была странно освещена свечами – мы никогда не зажигали столько много свечей – словно специально это было сделано, дабы два силуэта четко виделись в окне. Пока я выгоняла непрошеного гостя, он сделал попытку обнять. Всего лишь миг – но этого оказалось достаточно, правда? Особенно если ты стоял в тот вечер у окна. Тебя провели, как слепого щенка, Олвин. А потом, когда ты пришел и не дал мне сказать и слова, когда ударил, когда я бежала с Олбри на рассвете, чтобы спрятать малыша у Пия, знаешь, кто нагнал меня в лесу? Кун и его люди. Знаешь, что было потом? Хорошо, что сына успела отдать.

– Это все ложь! – кричал Кун.

Но его никто не слушал. Олвин глаз не мог оторвать от своей жены. А она говорила и говорила. Спокойно, словно перечисляла цветы, что расцветают в саду по весне.

– А потом, Олвин, меня скрутили и увезли далеко. Поглумились. Над твоей женой, Олвин. И бросили в море. Там я и умерла бы, распоров спину о корягу. Но, как видишь, все же жива.

– Ложь!

– Хорошо, что сумел не обратить гнев на Олбри. Хорошо, что глаза и сердце увидели правду. Мальчик – твой. И жена твоя всегда была верна. Хоть все эти годы и верил в обратное.

– Ложь, – хрипел Кун.

– Ложь? – спросила Бригитта.

– Олбри, может, и сын Олвина, но ты – грязная шлюха.

– У тебя есть доказательства, Кун?

– У тебя их тоже нет.

– Госпожа! Госпожа, простите меня! – расталкивая стоявших гостей, в центр зала выбежала Эдит и упала на колени перед Бригиттой. – Это я… я во всем виновата. Это я провела того рыцаря в ваши покои! Мне обещали деньги, много денег! А я так вас ненавидела, – зарыдала женщина, – господин ни на кого не смотрел, кроме вас, ходил словно заговоренный. И я подумала, что если вы исчезнете… я совершила большой грех.

Дальше она говорить не могла. На коленях подползла к Бригитте и обняла ее ноги.

– Кто… – пересохшим горлом спросил Олвин. – Кто дал тебе денег?

– Он. – Эдит указала пальцем на Куна.

– И ты поверишь этой девке? – Кун поднялся из-за стола, непроизвольно берясь за кинжал, что висел у него на поясе.

– Но ведь это правда, – проговорила Бригитта. – Боюсь, Эдит сейчас слишком напугана, чтобы лгать. Твоя дочь собралась хозяйничать здесь, а Эдит слишком много знает. Она не глупая, она понимает, что ее дни сочтены. Она не будет лгать, потому что очень хочет жить. Правда, Эдит?