Наталья Литтера - История жизни в авторской обработке [litres]

– Ооо…

– Может быть, я еще успею стать отцом.

– Ты жесток, – медленно проговорила Клара, поднеся руку к горлу. Ей стало тяжело дышать.

– Не больше твоего, дорогая.

– Когда следующий поезд на Лондон? – спросила она слабым голосом.

– А куда так спешишь? Зачем ты приехала: ради меня или пьесы?

– Ради тебя, конечно. – Слова давались с трудом, актерский талант совсем не помогал.

– Я рад. – Фрэнк подошел к дверям и открыл смежную комнату. – Знаешь, мне на днях прислали изумительную сонату. Сейчас я тебе ее сыграю, ведь ты всегда любила музыку.

– Да, милый, будь так добр.

Он приблизился к роялю, открыл крышку и легко прошелся по клавишам.

Клара не видела Фрэнка, но без труда могла представить его, сидящего перед инструментом, степенного, держащего прямо спину, легко перебирающего черно-белые клавиши.

Он ее уничтожил. Этим разговором и своей холодностью.

Красивая музыка заполнила комнаты. Мелодия была чистой как родник, лиричной, без кокетства и заигрываний с музыкантом и слушателями. Простой и вместе с тем какой-то очень настоящей, рассказывающей свою историю. Клара вдруг поняла, что это музыка прощания. Фрэнк таким образом прощается с ней, Кларой. Навсегда. Кларой, которая привыкла к его любви и обожанию, его терпению и бесконечным уступкам. Она привыкла, вот в чем суть. Привыкла и принимала все как должное. Перестала видеть во Фрэнке мужчину. Комнатная собачка. Он прав, тысячу раз прав. Упустила, не поняла… И что теперь?

Теперь он стал независим. Клара сама освободила его, сама. Вспомнилось минувшее лето и роман с американцем, за которого так и не удалось выйти замуж. Как выяснилось, тот мечтал о титуле. У Клары титула, конечно, не было. Откуда?

– К тому же мне нужен наследник, – цинично сказал он на прощанье, – а ты, дорогая, уже стара для этого.

Громкое театральное имя не прельстило. Да, матерью уже не стать. Еще год-два, и на роли героинь будут брать других – молодых и свежих. Вся надежда была на Фрэнка, который напишет ей пьесу… и ту потеряла. Не сообразила. Упустила.

«А ведь я больше сюда не вернусь, – подумала вдруг Клара. – Здесь скоро будет хозяйка, обязательно переставят мебель, позовут нового обойщика, заменят оранжевые жалюзи на что-то более спокойное. Это я когда-то посоветовала заказать их, сказав, что надо быть современнее и смелее. Первое, что сделает новая женщина, – вытравит все следы старой».

Фрэнк играл. Музыка была тихой, даже немного печальной. Самое время уходить.

Клара действительно была настоящей актрисой. Она знала, что уходить надо вовремя. И красиво.

Все слова сказаны. Лишние сцены с положенными «прощай» ни к чему.

Кларе стало больно и одиноко. Наверное, он не раз чувствовал себя так же. Странно, что об этом она подумала только сейчас, а не раньше.

Фрэнк освободился, Клара потеряла больше чем друга.

Никому не нужны фальшивые «я буду писать», «я приду на премьеру» и «встретимся в Лондоне». Долгая пьеса, длиной в пятнадцать лет, закончена. Декорации с оранжевым окном казались теперь устаревшими. Звучала финальная музыка. Медленно опускался занавес. Пора.

Клара тихо поднялась на ноги, взяла перчатки и бесшумно удалилась.

Верочка шла из библиотеки, бережно прижимая к груди книжку. Книжка была самая любимая – «Волшебник Изумрудного города». Не так-то легко удалось ее получить, все время кто-то брал. Верочка сама собиралась читать эту книжку уже в четвертый раз. Там были такие яркие картинки! А еще – умный Страшила, благородный Дровосек и добрые волшебницы в длинных платьях. Верочка мечтала о таких нарядах. И еще о длинной остроконечной шляпе, с которой красиво падала бы прозрачная вуаль. У мамы был просвечивающийся шарфик, она его берегла и надевала по праздникам. Вот Верочка мечтала о такой вуали. И о Смелом Льве. Лев в книжке ей нравился больше всех, он был похож на заколдованного принца. Каждый раз, переворачивая последнюю страницу повести, Верочка придумывала свой конец этой истории. Элли, конечно, возвращалась в Волшебную страну и расколдовывала Смелого Льва, волшебница Стелла дарила ей красивое платье…

– Куда идешь? – Звонкий мальчишеский голос прозвучал неожиданно и резко.

Верочка вздрогнула и остановилась.

– Не видишь? Здесь войнушка! – В девочку ткнули палкой. – Ты шпионка или партизанка? Признавайся!

Прижав к груди драгоценную сказку, Верочка несмело выдавила:

– Я?.. – огляделась вокруг, подняла глаза на мальчишку – Вовку из соседнего подъезда, потом посмотрела на палку-автомат. – Наверное… партизанка.

– Ну-ну, – недоверчиво проговорил Вовка. – Мы сейчас тебя в штаб отведем и допрос устроим.

Штаб располагался в деревянной беседке на краю детской площадки. За столом сидел хмурый Максим из шестой квартиры и что-то писал. Ну, как писал… водил травяным стеблем по листу лопуха. Потом, увидев Вовку, поднял голову.

– Ну, что? – спросил сурово.

– Отбили танковую атаку, – бодро отрапортовал тот. – Взяли языка! Сейчас будем допрашивать.

– Я не язык! – возмутилась Верочка. – Я партизанка. Я это… – ещё раз посмотрела на командира, покраснела и добавила сдавленно: – На задании была. Изучала…

– Врет! – Вовка тыкал в спину палкой.

– А вот и не вру! Я вражеские склады изучала!

– Ну и где эти склады? – насмешливо поинтересовался Вовка.

– А вот где! – Перед командиром Максимом легла на стол книжка.

Верочка открыла наугад страницу, и там оказалась картинка с дорогой из желтых кирпичей.

– Вот карта, – сказала девочка, – а разноцветные домики – это склады.

– Так-так… – важно произнес Максим, и Верочка, глядя на его склоненную голову, почти перестала дышать. – Это точная информация?

Девочка кивнула. Ей ужасно нравился Максим. Еще с прошлого года. Просто вот очень. Сказать по правде, Смелый Лев после превращения в принца всегда был похож на Максима. Но это была большая тайна.

Командир полистал книжку, почесал затылок, снова взял лопух и принялся что-то дописывать. Потом свернул лист в трубочку и протянул его Вовке:

– Партизанка принесла очень важные сведения. Передай нашим.

Тот отдал честь и побежал передавать письмо.

Максим молчал. Верочка тоже. На столе лежала раскрытая книжка. Мальчик внимательно рассматривал картинку, а потом сказал: