Синтия Д'Апри Суини - Гнездо [litres]

– Капрал! – Матильда уже стояла на пороге пиццерии.

Она была с кузеном Фернандо, который ее все время навещал в клинике, когда не было занятий на юридическом. Он нес ее сумку и пакеты из магазина. Глаза у Матильды слезились от холода, улыбка была робкой; она знала, как Винни относится к костылям и к тому, что она не пользуется протезом.

– Я так хочу есть. Честное слово, пять кусков бы сейчас съела, – сказала она, входя в ресторан и направляясь к одной из кабинок.

Винни смотрел, как Фернандо помогает ей сесть и устроиться, убирает ее костыли под стол. Винни сосредоточился на том, чтобы поздороваться без осуждения. Досчитал до десяти, прежде чем подойти, заткнув мокрое посудное полотенце за пояс джинсов. Матильда сидела и с тревогой смотрела, как он подходит ближе, вытирая нос, из которого немножко потекло, салфеткой «Пиццерия Вито». Винни слегка оперся на стол хорошей рукой, придвинул лицо к ее лицу.

– Где, твою мать, твоя нога, – сказал он.

В ночь аварии прошлым летом Лео сидел в приемном покое в жесткой, ужасающей готовности. С похмелья. Оцепеневший. Он все проигрывал миг столкновения, крики Матильды и куда более пугающий момент, когда она перестала кричать и он испугался, что она умерла.

Их положили в соседние палаты в отделении экстренной помощи, его и Матильду. Он временами слышал, как она стонет и как врачи обсуждают возможность пришить ногу. Ее правую ступню почти оторвало у щиколотки. Больничный переводчик разговаривал с ее родителями.

Старый друг семьи из управления шерифа позвонил Джорджу Пламу с места аварии одновременно с тем, как Лео позвонил Беа. Джордж и Беа уехали со свадьбы и вместе прибыли в больницу.

Джордж тут же обсудил с ним порядок действий.

– Мне все равно, что ты помнишь, – тихо сказал он. – Сейчас ты не помнишь ничего. у тебя травма головы, – он кивнул в сторону кровоточившего подбородка Лео. – Понимаешь?

Лео смотрел, как Беа прислушивается сквозь занавеску, не зная, стоит ли надеяться, что она по-прежнему хорошо понимает по-испански, или это иссякло, как и другие ее таланты. Она слушала внимательно; голову она наклонила, и Лео увидел, что плечи у нее сверху немножко обгорели. Платье на ней, как и почти все, чем она владела, было винтажным – короткое, без рукавов, черное, – и она обнимала себя за плечи, как будто пыталась согреться в прохладной кондиционированной больнице.

Беа не было холодно; она сосредоточилась на том, чтобы понять из разговора все, что можно, – то есть почти все. Она упускала некоторые медицинские термины, но поняла, когда переводчик объяснил родителям Матильды, что шансы сохранить ногу исчезающе малы. Он подробно описал сложности, возможность отторжения, тяжелые лекарства, длительную госпитализацию и реабилитацию, которые Матильде понадобятся в ближайшие недели и месяцы. Очень, очень долгий путь, если сохранять ногу, а привести он может все к той же ампутации. Отец Матильды сказал переводчику, что у них нет страховки, что они, в сущности, в стране нелегально.

– Это сейчас неважно, – услышала она голос переводчика, он говорил настойчиво, но по-доброму. – Вам полагается должное лечение.

Одна из медсестер мягко их прервала:

– У нас не так много времени, чтобы вы решили, хотите ли вы сохранять ногу. Нам надо ее подготовить.

Беа слышала, как мать Матильды обратилась к врачу и мужу по-английски, с сильным акцентом.

– Что за жизнь без ноги? – сказала она. Боль в ее голосе была мучительна. – Что за будущее у нее будет? Как она будет ходить? Как будет работать?

– Нет, мами, нет, – заговорила с койки Матильда; голос у нее был невнятный и сонный от шока и морфина. – Тот человек из машины мне поможет. У него есть знакомства. В музыке. Это был просто несчастный случай. Просто авария. Он мне поможет. Я больше не буду официанткой.

– С твоей музыкой? – недоверчиво спросила мать. Она снова перешла на испанский, заговорила с горечью и испугом: – Ты потеряешь ногу, а этот человек сделает тебя звездой?

– Мне надо отсюда выбраться, – взмолилась Матильда.

Переводчик говорил с врачом, но Беа не могла разобрать о чем. Она подошла к Лео, который сжимал в руках окровавленный обрывок белой блузки Матильды. Медсестра очистила рану и пошла за материалом, чтобы зашить Лео подбородок. Джордж кивнул в сторону занавески:

– Слышно что-нибудь интересное?

Беа колебалась. То, что она только что услышала, было не ее делом; не ее это была история, чтобы рассказывать дальше. Она знала Джорджа.

– Беа?

– Вроде того, – сказала Беа. – Обсуждают, нужна ли ампутация.

Джордж вздохнул.

– Новости не очень.

Беа повернулась к Лео. Во флуоресцентном свете экстренного отделения, с рассеченным подбородком, с налитыми кровью слезящимися глазами и блуждающим взглядом Лео выглядел раздавленным и напуганным. Он попытался улыбнуться. На мгновение он показался Беа похожим на маленького мальчика, и она взяла его за руку.

– Я не понимаю, что произошло, – сказал ей Лео. – Мы просто ехали, а потом…

– Тссс, – Джордж прервал его, подняв руку. – Это все потом.

Лео так сжал руку Беа, что у нее онемели пальцы.

– Осторожнее, Супермен, – сказала она, высвобождая пальцы и слегка ослабляя его хватку.

– Супермен. Да уж. – Лео потрогал подбородок и поморщился. – Я бы сейчас не отказался побыть Суперменом. Слетал бы, заставил землю вращаться в другую сторону, чтобы вернуться во времени.

– До того как подали те сухие крабовые кексы? – пошутила Беа, пытаясь отвлечь Лео от плача, который слышался из-за занавески.

– Скорее, в 2002-й.

Для Беа это прозвучало неплохо: 2002-й, за год до того, как он продал «Спикизи Медиа» и познакомился с Викторией; Так был еще жив; ее книга только что вышла. Тот год для Беа был водоразделом между Лео, которого она любила, Лео, который был одним из ближайших ее друзей, и его постепенным исчезновением и превращением в кого-то неузнаваемого.

У Лео было такое лицо, как будто он сейчас заплачет. Беа за него испугалась.

– Как я сюда попал? – спросил он.

Она старалась не глазеть на рану у него на подбородке. Останется шрам.

– Как я так облажался?

Несмотря на все обстоятельства, сердце Беа встрепенулось от того, что она услышала нечто, похожее на самоанализ и сожаление, какой-то намек на извинение со стороны Лео. Такого давненько не бывало.

– Все будет хорошо, – сказала она, чувствуя себя беспомощной.

– Не знаю.

По другую сторону занавески что-то происходило. Казалось, родители спорят по-испански, а переводчик пытается вмешаться.

– По-моему, хорошего ждать не приходится, – сказал он.

Беа положила руку Лео на спину, и он прислонился к ней. Она сделала Джорджу знак подойти поближе и тихо, быстро заговорила, чтобы не успеть передумать: