Синтия Д'Апри Суини - Гнездо [litres]

– Хорошо было бы. Я скучаю по прежним временам.

Лео вспомнил ночь в больнице и то, как Беа склонилась к нему и сказала: «Я услышала кое-что еще». Ему неожиданно захотелось чуть пригнуться, обнять ее и сказать, что тревожиться не надо, все будет хорошо, успокоить ее, как она его успокоила в ту ночь. Это странное побуждение исчезло так же быстро, как появилось, и на его месте вспыхнуло раздражение. Даже злость. Она когда-нибудь вырастет? Он за нее не отвечает, тем более за вычитку ее сочинений.

– Хорошо. Не терпится начать. Как только смогу. Наверное, на этой неделе не выйдет.

– Не спеши. Когда получится. Правда.

Она попыталась понять, что только что произошло. Секунду назад Лео был рядом, а потом уже нет. Беа в смятении стояла и кивала, пока не начала походить на игрушечную собачку с болтающейся головой.

«Точно обдолбалась», – подумал Лео.

– Зайдешь? – Он начинал терять терпение.

– Нет, нет. Мне надо на работу. Просто хотела занести. – Она вздохнула и, показалось Лео, передернула плечами. – Я была на обеде у Селии Бакстер. Там была Лина Новак.

– Черт. Она сейчас, наверное, стала совсем невыносима.

Беа устало улыбнулась.

– Она так, мать ее, невыносима, что ты даже не поверишь.

– Верю.

Они оба рассмеялись, и все снова стало чуть легче, стало хорошо. Беа открыла сумку и вынула пакет с застежкой, полный печенья.

– Я украла их с обеда, – сказала она. – Весь поднос.

– Одобряю, – кивнул он. – Я тоже не в восторге от Селии Бакстер.

Лео как-то много лет назад переспал с Селией, потом она ему названивала, а он так и не перезвонил, и в конце концов она явилась в офис с опухшим лицом, в слезах и в таком состоянии, будто несколько дней не принимала душ.

– Возьми, – сказала Беа, протягивая ему пакет. – у меня дома еще полно.

Она быстро чмокнула его в щеку и направилась к Флэтбуш-авеню, помахав ему на ходу. Он запер дверь, открыл пакет с печеньем и съел парочку. Отнес кожаную папку наверх, поставил на полку. Займется ею после встречи с Нэйтаном. На этой неделе только Нэйтан.

Несмотря на холод, Мелоди крепко уснула за рулем припаркованной машины. Ей снились ее малышки, их основательная, надежная тяжесть на ее груди, коленях, руках. Тук, тук! Тук, тук ! Кто-то в ее сне стучал в окно, хотел войти. Тук, тук! Мелоди резко проснулась и, когда две женщины, стоявшие возле машины, приблизили ухмыляющиеся лица к стеклу, отпрянула в смущении и замешательстве.

– Слишком рано, чтобы дремать! – сказала одна из них.

Мелоди подавила стон и попыталась улыбнуться. Это была Джейн Хамильтон, одна из мамаш, которых она знала по школе, и она смеялась, словно только что уморительно пошутила. Вот это Мелоди сегодня точно было не нужно.

– Покемаришь на выходных! – добавила вторая.

Мелоди никак не могла запомнить, как ее зовут, эту, с дурацкими кудрями, про себя она называла ее Пуделицей. Джейн и Пуделица входили в шайку (сперва Мелоди не хотела использовать это слово, но, на удивление, ни одно другое не описывало социальную стратификацию родителей школьников точнее), которая иногда звала Мелоди поучаствовать в ежемесячном «Отрыве мамочек». Обычно эти вечера проходили у кого-нибудь дома (и тогда Мелоди шла, потому что напитки были бесплатные), а иногда в местном баре (туда она не ходила и надеялась, что никто не заметит разницу). Все хлебали шардоне, и разговор неизбежно превращался в смазанное вином повизгивание про секс, про то, что мужьям слишком часто надо и что можно выпросить за минет.

Мелоди не хотела слушать ни про чью сексуальную жизнь, особенно от пьяных мамаш из пригорода, которым, похоже, даже не слишком нравились их мужья – или дети. Мало того, что это было неподобающе (что ее ужасало, она никогда бы не стала в таком духе обсуждать Уолта, она думать бы о нем так не стала); она считала, что эти женщины нарочито поверхностны и утомительны. Мелоди обычно сидела на этих вечерах почти молча, иногда смеялась вместе со всеми или кивала, соглашаясь с чьими-то более умеренными замечаниями по поводу школы: детям слишком много задают; завуч – стерва; учитель английского в одиннадцатом – просто огонь, но явный гей.

Мелоди вынула ключ зажигания, взяла сумку и открыла дверцу машины, приготовившись почувствовать пронизывающий зимний ветер.

– Мы тебя ждали на собрании, – сказала Пуделица.

– Каком собрании? – встревоженно спросила Мелоди. Она никогда не пропускала школьные собрания.

– Ей не обязательно, – возразила Джейн. – Да и скукотища была жуткая.

– Ужасная скукотища, – подтвердила Пуделица.

– Каком собрании? – настаивала Мелоди.

– Ну, про финансовую помощь для колледжа, – ответила Джейн. – Формы, требования, все такое.

Ох. У Мелоди все оборвалось внутри, когда она поняла, что, тщательно перенося расписание собраний из школьного календаря в свой в конце прошлого лета, все семинары по финансовой помощи просто отбросила. Как же все так быстро переменилось? И почему она раньше не вспомнила об этой высокомерной редактуре…

– Жаль, что я все пропустила, – сказала Мелоди. – Я собиралась. Информация есть онлайн?

– Я думала, у вас все схвачено, – удивилась Джейн. – Думала, вы с Уолтом откладывали на колледж с первого свидания – или что-то настолько же понтовое.

Мелоди слегка поморщилась, вспомнив, как хвасталась на одной из мамских вечеринок прошлой весной. Про «Гнездо» она не упоминала, просто заметила, что у них с Уолтом есть «фонд для колледжа» и что им, наверное, не понадобится финансовая помощь. Она пожалела об этих словах, едва они сорвались у нее с языка, и теперь готова была по шее себе надавать, особенно вспоминая, как бесцеремонно и небрежно тогда выразилась: «Мы поставили сбережения во главу угла».

– Вы же знаете, как сейчас с инвестициями, – выдавила Мелоди, совсем не умевшая публично говорить о деньгах; сейчас она, наверное, была цвета свеклы. – Просто нам все-таки может понадобиться помощь.

– Давай я сэкономлю твое время, – сказала Пуделица. – У вас и так слишком много денег, а колледжам не то чтобы нужны детишки из Уэстчестера [46], так что, если вы не собираетесь объявить себя банкротами или остаться без работы, вы в пролете. Все эти собрания – пустая трата времени.

– Там только взглянут на этот шарф и выгонят тебя без разговоров, – добавила Джейн, показав на шею Мелоди и красивый лавандовый шарф, который ей подарила Франси.

– Это подарок.

– Прелесть, – сказала Джейн. – Тебе идет.

Когда-то Мелоди больше всего на свете хотела дружить с этими женщинами, ничего так не хотела, как натыкаться на них в городе и слушать, как они восхищаются чем-то, что на ней надето. Сейчас ей хотелось сбежать и спрятаться. От их разговоров ей хотелось кричать. Они жаловались на нехватку денег и вместе с тем на одном дыхании перечисляли дорогие покупки в дом («И во сколько минетов обошлась морозилка?» – хотелось спросить Мелоди) и недавние отпуска в Европе («Сколько за поездку в Париж? Десять? Один?»). А потом они всегда смотрели друг на друга, пожимали плечами и говорили: «Проблемы богатых» – и ржали, словно какой-нибудь современный, одетый в джинсы-скинни двор Марии-Антуанетты.