Шанель Клитон - Когда мы покинули Кубу

– Понимаю.

– Кстати, ты всегда можешь вернуться домой. Что бы ты там ни думала, на самом деле ты не одна. Как бы родители с тобой ни обошлись, это не обязывает меня вести себя так же. Я всегда тебе рада. И Мария по тебе очень скучает. И Изабелла.

– Насчет Изабеллы что-то слабо верится.

– Она такая же упрямая, как и ты, только в другом. Но ей действительно тебя не хватает. Не можете же вы вечно друг на друга сердиться.

– Поживем – увидим.

– Приезжай домой. Повидайся с племянником. Он тоже по тебе соскучился. А уж как соскучилась я! Потом ты должна поглядеть на Марию: она стала совсем большая, того и гляди начнет разбивать сердца. Скоро новый сезон. Твой сенатор Престон наверняка вернется в Палм-Бич. Вы сможете видеться.

– А родители?

– Потерпят. Придется. Ты же одна из нас.

– Наша мать винит меня в смерти Алехандро. В том, что он связался с повстанцами. Думаю, через такое обвинение мы переступить не сможем.

– Ты Алехандро не убивала. С повстанцами он связался по собственной воле. А ты, наоборот, старалась его оберегать. Мама совершенно неправа.

– Не о том речь, права она или нет. Все равно, глядя на меня, она всегда будет видеть погибшего Алехандро. В ее глазах я виновница того, что произошло.

– Поверь, никто, кроме нее, не имеет к тебе подобных претензий.

– Отец злится из-за скандала с Ником.

– В последнее время папа очень изменился, – соглашается Элиза. – Бизнес и на Кубе много значил для него, а сейчас вообще превратился в навязчивую идею. Мне кажется, он боится будущего и пытается наращивать ресурсы, чтобы обезопасить себя от следующего кризиса.

– Неужели вся наша жизнь будет состоять из трагедий и их ожидания?

– Надеюсь, что нет. Мигелю я желаю лучшего будущего. И себе тоже.

Мне вспоминаются слова мистера Дуайера.

– Ты решила остаться в Майами навсегда?

– Не знаю. Я бы хотела вернуться на Кубу, прогуляться по Малекону, увидеть наш старый дом, встретиться с Аной и Магдой. С другой стороны, жизнь изменилась. Страна, по которой я скучаю, для Хуана чужая. Он там даже никогда не был. А Мигель… Я боюсь за своего ребенка. Боюсь возвращаться после всего случившегося. Да и тяжелых воспоминаний слишком много.

Мы никогда об этом не говорили, но вскоре после прихода Фиделя к власти в Элизе что-то переломилось. Революция повлияла на нее не так, как на всех нас. Мы оплакивали брата, а она выплакалась до его смерти: в те предреволюционные недели, проходя ночью мимо ее комнаты, я часто слышала тихие всхлипывания.

– Приезжай. Для этого не нужно принимать никаких важных решений. Ты просто едешь повидаться с родными. Я приготовлю гостевую комнату.

– Сомневаюсь, что мое возвращение в Южную Флориду положит конец сплетням.

– Каким сплетням? Изабелла замужем. Имела глупость выйти за человека, который ценит ее меньше, чем собственную репутацию. Как бы то ни было, дело сделано. Мария подросла, ей пора учиться выживать в обществе самостоятельно. Мне, честное слово, совершенно все равно, кто что говорит. А родители пускай смущаются, это их проблема. Приезжай.

Когда политический кризис миновал, проблемы прежней жизни снова обратили на себя наше внимание. Ребенком я верила: если чего-то очень хочешь, если прикладываешь усилия и проталкиваешься сквозь препятствия, то добьешься желаемого. Но теперь я знаю, что не все так просто. Некоторые вещи остаются недоступными, как бы мы к ним ни стремились. Исход некоторых сражений зависит не от нас, а от высших сил.

Нравится нам это или нет, мы играем определенные роли, и это накладывает на нас определенный отпечаток. Как бы нам с Ником ни хотелось жить в полном согласии, напряженность между нами дает о себе знать.

Однажды в ноябре, через две недели после завершения кризиса, Ник, лежа со мной в постели, спрашивает:

– Дуайер на связь не выходил?

– Нет.

Каждый день, возвращаясь домой с покупками, я думаю о том, не сидит ли на ступеньках крыльца мой знакомый из ЦРУ. Но до сих пор он не торопился с повторным визитом.

– Ты как будто разочарована.

– Я не разочарована, просто… – Помолчав, я договариваю: – Хорошо было бы наконец чем-то заняться. Не быть такой беспомощной.

– Значит, вот как ты себя чувствуешь? Беспомощной?

– А как еще мне себя чувствовать? В тюрьмах Фиделя по-прежнему страдают люди. – Имени Эдуардо я не называю, но Ник и без этого понимает, о ком я тревожусь в первую очередь. – Столько моих соотечественников по-прежнему терпят режим Кастро.

– Я это знаю и понимаю твое беспокойство, но имей терпение. Серьезные перемены требуют времени. Мы делаем все возможное.

– Неужели? Вы боитесь показаться слабыми перед Советским Союзом, а перед Кубой не боитесь? Поэтому участники операции в заливе Свиней до сих пор в плену? Что-то Кеннеди не спешит использовать свою силу для их освобождения. По-твоему, мы не терпеливы?! Еще как терпеливы! Фидель у власти уже почти четыре года. Так что не говори мне о терпении!

– В мире есть и другие проблемы, Беатрис. Приходится вести другие битвы. Куба – не единственная страна на Земле.

– Но хоть кто-то готов хоть что-то делать и там тоже.

– Кто? ЦРУ? ЦРУ не ответ на все беды. Об операции в заливе Свиней Советы знали за неделю, и ЦРУ знало, что они знают. Но президенту никто ничего не сообщил, хотя предугадать последствия было нетрудно. Для твоего мистера Дуайера и ему подобных главное – осуществить свои планы любой ценой. Если тебе непременно нужно на кого-то злиться, злись на них.

– Что Кеннеди делает для освобождения пленных?

– Ему нужно время, Беатрис.

– Фидель хотел тракторы в обмен на людей. Трудно было ему их дать?

– Хотел. А теперь хочет шестьдесят два миллиона долларов. Завтра захочет чего-нибудь еще. Никто не знает, чего ему на самом деле нужно. По-моему, его главная задача – осложнять нам жизнь.

– Так делайте больше, чтобы помешать ему.

– Я пытаюсь. Мы все пытаемся. Бобби Кеннеди [5] Роберт Фрэнсис (Бобби) Кеннеди – брат Джона Фицджеральда (Джека) Кеннеди. С 1961 по 1964 г. занимал должность генерального прокурора США. лично делает все, что может, как и многие другие.

– А ты?

– Я же уже сказал… Ты вообще о чем?

– О том, что кубинский народ для вас второстепенен. Вы рады были отправить кубинцев на Плайя-Хирон, чтобы они, рискуя жизнями, избавили вас от Фиделя. А теперь вы их предали и не горите желанием спасать.

– Так вот оно – твое мнение обо мне? Ты думаешь, я повернулся к Кубе спиной?

«Ты думаешь, я повернулся спиной к тебе?» – слышу я недосказанные слова.

– Они уже полтора года гниют в тюремных камерах, – говорю я. – Они болеют, они страдают.

– Мы работаем над тем, чтобы их освободить.