Пип Уильямс - Потерянные слова

Несколько волонтеров (как я понимаю, все женщины) прислали одну и ту же цитату к слову literately. Всего их шесть. Поскольку они не нужны для Словаря, не вижу причин не поделиться ими с Эсме. Не терпится узнать, как вы оба будете использовать это прекрасное слово — вместе мы можем сохранить ему жизнь.

Началось последнее перед Рождеством собрание в женской школе Святого Варнавы, в которую я уже не должна была возвращаться после каникул, чтобы закончить учебный год. Миссис Тодд, директриса школы, хотела пожелать мне удачи, поэтому я сидела на стуле в зале перед собравшимися девочками. Все они — дети Иерихона, дочери работников Издательства и бумажной фабрики в Волверкоте. Их братья учились в школе Святого Варнавы для мальчиков и готовились получить профессию наборщиков или рабочих на фабрике. Через год многие мои одноклассницы станут переплетчицами книг. Среди них я всегда чувствовала себя белой вороной.

Сначала звучали обычные объявления. Я сидела неподвижно, глядя на свои руки, и желала, чтобы время побыстрее пролетело. Я почти не слушала миссис Тодд, но, когда девочки начали хлопать в ладоши, я подняла голову. Мне собирались вручить грамоты за успехи в изучении истории и английского. Миссис Тодд кивнула, чтобы я подошла, и сообщила всем, что я продолжу обучение в Колдшилсе в школе для юных леди.

— Это в Шотландии, — добавила она, поворачиваясь ко мне. Девочки снова зааплодировали, но с меньшим восторгом. Они и не мечтали об отъезде из Иерихона. И я не мечтала, но Дитте объяснила, что это меня подготовит. «К чему?» — спросила я. «К тому, чтобы заниматься тем, чем пожелаешь», — ответила Дитте.

Неделя после Рождества выдалась сырой и мрачной. «Хорошая подготовка к Скоттиш-Бордерс [18] Округ в Шотландии. », — сказала как-то миссис Баллард, и я разревелась. Она перестала месить тесто и подошла к столу, за которым я шелушила горох. «Ах, детка!» — воскликнула она, прижимая ладони к моим щекам и пачкая их мукой. Когда я перестала всхлипывать, миссис Баллард поставила передо мной миску и отмерила в нее масло, сахар, муку и изюм. Затем она сняла с верхней полки кладовой банку с корицей и поставила рядом со мной: «Только щепотку, запомни».

Миссис Баллард любила повторять, что печеньям все равно, теплые у тебя руки или холодные, умелые или неуклюжие. Она развлекала меня ими каждый раз, когда Лиззи не могла со мной поиграть или когда мне было грустно. Вскоре я и сама стала мастерицей в их приготовлении. Миссис Баллард вернулась к своему тесту, а я стала втирать кусочки масла в муку. Как всегда, моя правая рука почти ничего не чувствовала, и мне пришлось смотреть на обожженные пальцы, чтобы у них получалось разминать тесто до мелких крошек.

Миссис Баллард без умолку рассказывала о том, как прекрасна Шотландия. Она ездила туда в молодости со своей подругой. Мне было трудно представить ее молодой. Впрочем, представить ее где-то еще, кроме кухни в Саннисайде, я тоже не могла. «К тому же ты туда не навсегда уезжаешь», — сказала она.

Все, кто работал в тот день в Скриптории, вышли со мной попрощаться. Мы стояли в саду, дрожа на утреннем холоде: папа, миссис Баллард, доктор Мюррей и несколько помощников. Мистера Крейна среди них не было. Дети Мюрреев тоже вышли. Элси и Росфрит стояли по разные стороны от матери. Они держали за руки малышей и разглядывали свои туфли.

Лиззи топталась на пороге кухни, хотя папа пригласил ее к нам присоединиться. Она никогда не любила быть в обществе мужчин из Скриптория. «Не знаю даже, о чем с ними разговаривать», — оправдывалась она, когда я ее дразнила по этому поводу.

Мы стояли в саду столько времени, сколько понадобилось доктору Мюррею, чтобы рассказать мне о том, как много знаний я получу в школе, и о том, как полезны для здоровья прогулки по холмам вокруг озера Колдшилс. Он подарил мне альбом для рисования и набор цветных карандашей и сказал, что с нетерпением ждет моих писем с описанием пейзажа вокруг моей новой школы. Подарки я положила в ранец, который папа подарил мне тем утром.

Миссис Баллард вручила мне коробку с печеньем, все еще теплым, только из печи. «В дорогу», — сказала она и обняла меня так крепко, что я едва не задохнулась.

Все молчали. Уверена, многие помощники не понимали, из-за чего такая суета. Я видела, как они переминались с ноги на ногу, пытаясь согреться. Они хотели вернуться к своим словам в Скрипторий, где было намного теплее. С одной стороны, мне хотелось вернуться вместе с ними, с другой — поскорее отправиться навстречу приключениям.

Я посмотрела туда, где стояла Лиззи. Даже на расстоянии я разглядела ее опухшие глаза и красный нос. Она попыталась улыбнуться мне, но не смогла и отвела взгляд. Ее плечи дрожали.

Дитте говорила, что учеба в Шотландии сделает меня образованной. «После Колдшилса ты сможешь поступить в Сомервиль, — добавил папа. — Из женских колледжей он ближе всех находится к дому, буквально через дорогу от типографии».

Папа слегка подтолкнул меня. Нужно было поблагодарить доктора Мюррея за альбом и карандаши, но я думала только о печенье, тепло которого чувствовала руками даже через коробку. Мне предстояло ехать целый день и полночи. Когда доберусь до Шотландии, оно уже остынет.

Сад Саннисайда казался меньше, чем зимой. Деревья покрылись зеленой листвой, а небо синей рекой текло от дома к живым изгородям. Были слышны грохот телег и стук копыт лошадей, тянувших трамвай по Банбери-роуд.

Я долго стояла под ясенем. Домой я приехала несколько недель назад, но лишь сейчас поняла, чего мне не хватало. Оксфорд согрел меня, как одеяло, и мне впервые за несколько месяцев дышалось легко.

С той минуты, как я приехала домой, мне больше всего хотелось попасть в Скрипторий, но, как только я приближалась к нему, в животе поднималась волна тошноты. Мне там не место. Я там мешала. Вот почему меня отправили так далеко, хотя Дитте и пыталась соблазнить приключениями и новыми возможностями. Я врала папе, что стала слишком взрослой для Скриптория, хотя мне было трудно притворяться.

Сегодня, за неделю до моего возвращения в Колдшилс, Скрипторий пустовал. Мистер Крейн уже давно не работал. Его уволили из-за многочисленных ошибок. Папа едва выдержал мой взгляд, когда рассказывал об этом. Он и доктор Мюррей отправились в Издательство, а другие сотрудники обедали на берегу реки. Неужели Скрипторий закрыт? Его никогда не запирали, но все могло измениться. В Колдшилсе закрывали все, чтобы мы не могли попасть внутрь. Я толкнула дверь Скриптория и услышала знакомый скрип петель.

Стоя на пороге, я заглянула внутрь. Сортировочный стол был завален книгами, листочками и гранками. Папин пиджак висел на спинке стула, а квадратная академическая шапочка доктора Мюррея лежала на полке за его письменным столом. Ячейки казались забитыми до отказа, но я знала, что в них все равно найдется место для новых листочков. Скрипторий не изменился, но чувство тошноты не уходило. Это я изменилась.