Дарья Истомина - Леди мэр

— Пустое… Я не заждалась. Добрый день, Алексей Палыч, — утешаю я его.

— Еще бы не добрый, Лизавета Юрьевна. Наконец-то великая, знаменитая и богатенькая корпорация «Т» и о нас, грешных, вспомнила.

Я слегка смущаюсь.

— В общем-то… я… зачем же так сразу?

— Да вы садитесь, садитесь. А вы меня не помните?

— Кажется, нет. Не помню.

— Ну как же… как же… С год назад, «Президент-отель»… Нас, губернаторов, в Москву тогда как морковку из грядок выдернули… Совещание молодых бизнесменов… Вы, знаете ли, выделялись. Я уж было совсем разбежался с протянутой за подаянием лапой, да как-то не решился.

— За подаянием?

— А это мое основное занятие: «Дяденьки и тетеньки, подайте инвестиционный грошик на пропитание. Чего-ничего помимо бюджетных скудостей…» Ну так вот оно, смотрите мое хозяйство… — Он тычет в карту. — Чуть меньше Франции, но с меня хватает. Даже на вертолете летать обучаюсь, чтобы успевать. Ну как масштабы, впечатляют?

Я уже не знаю, как его переключить. Бормочу невнятно:

— Масштабы? Масштабы — это да…

— А мне рыдать хочется. У меня ведь не Кубань, где пшеничка золотая. Там оглоблю воткни — тарантас вырастет. Или Украина со своим буряком и сахарными заводами. Значит, все с завоза. И всех — накорми! Так?

— Похоже, что так…

— А климат? Слушайте, мы же почти по полгода из валенок не вылезаем. К нам медведи с севера зимовать приходят… А считается Европа… Ну ладно… Поныл, и будя. Так с чем вы пришли ко мне, Лизавета Юрьевна? Строительство? Дороги? Лес? В чем ваши интересы?

— Мои? Мои интересы вот тут, господин Лазарев.

Я наконец-то открываю кейс, вынимаю из него пухлую папку с документами и кладу сверху огромную картошину.

— Не понимаю. Расшифруйте. Это еще что такое?

— Картоха. Сорт «Чемпион-девять». Муляж, конечно. Экспонат из коллекции академика Иннокентия Панкратыча Басаргина. Слыхали про такого?

— Да что-то… где-то…

— А вот врать не надо. Не слыхали вы о таком, Алексей Палыч. Забыли его все… Деда моего. От филиала его института в Сомове уже и столбов не осталось: делянки, теплицы под коттеджи мэр Щеколдина пустила. А между прочим, он своими сортами после Отечественной войны половину России от голодной смерти спас.

— Что-то я… не улавливаю… Лизавета Юрьевна.

— Сейчас уловите. Да на дверь не смотрите: раз я здесь, я вас отсюда не выпущу. И успокойтесь: я не шиза… В общем, мужчин, особенно вашего типа, не кусаю. А вообще-то можете вы угостить молодую, сексапильную, обладающую могучим либидо, но тем не менее очень даже неглупую даму кофе? Хотя бы в память о «Президент-отеле»…

Он нажимает кнопку переговорника:

— Аркадий, два кофе…

— Мне с лимоном, пожалуйста.

— Ей — с лимоном, пожалуйста. А как насчет перекусить?

— Можно…

Обалдение?

Смятение?

Предчувствие?

Я никогда не могла понять, что со мной сотворилось такое при первой встрече с Лазаревым.

Наверное, всего было понемножку.

Конечно, я как бы мельком помянула затею щеколдинцев с монументом своей мэрше. На что он, пожав плечами, сказал, что в дела местных властей старается не вмешиваться. Я наперла на то, что именно академик Басаргин имеет гораздо больше прав на общественный памятник. И это дело горожан, ответствовал он. Насчет музея в дедовом особняке было обещано подумать.

Но, по-моему, было совершенно неважно, о чем мы там с ним толковали эти сорок минут.

Потому как все это время между нами шел тот самый неслышный разговор, который ведут нормальные мужчина и женщина, которых потянуло друг к другу.

В нем чувствовалось то, что называется породой. Как в элитном молодом добермане. Он был мило нескладен, путался в длиннющих руках и ногах, подергивал ноздрями тонкой резьбы, когда задумывался. И был уже научен мгновенно отключаться, когда уходил на какое-то важное решение, сосредоточиваясь только на нем. То есть от всего отгораживался, мгновенно опуская на свои темно-зеленые, почти черные глазища, какие-то невидимые щитки.

Бабы, конечно, от такого губернатора писаются…

По двум-трем фразам, в которых был помянут Кант, потому как я заметила вскользь, что дед брал штурмом Кенигсберг, ныне Калининград, и названо имя генетика Вавилова, я поняла, что его прилично подковали в университете.

Дважды при мне он разговаривал, извинившись, по телефону, причем один раз на инглише, и как бывшая «торезовка» я просекла, что это не «американский», а классический, припахивавший Оксфордом язык. Похоже, он стажировался или учился в Британии.

Во всяком случае, такой не стал бы хлопать панибратски даму по колену при первой же встрече или травить чиновничьи анекдоты. И несмотря на некоторую раскованность, было понятно, что он умеет держать дистанцию и подойти к нему очень даже непросто. Так что ни один из его сундучков я тогда так и не отомкнула.

Только почувствовала, что Алексей Палыч как-то странно вцепился в меня, как бы просвечивает и задает вопросики, к делу как бы и не относящиеся, все больше про то, как я рулила своей корпорацией «Т».

И к чувственной стороне визита это не имеет никакого отношения. Впрочем, чего там темнить?

Как каждая женщина, я уже понимала, что влипла…

Это же с ходу просекает и моя Агриппина Ивановна, когда мы вечером гоняем с нею чаи на веранде.

Когда она что-то разнюхивает, важное для нас с нею, она любому штандартенфюреру воткнет.

Я усиленно сметаю с тарелок все, что она мне подсовывает. Гаша, прислонившись к притолоке, с любопытством наблюдает за мной.

— Ну ты прямо как с голодного краю.

— Сама не понимаю, с чего на меня едун напал. Он же меня даже завтраком накормил.

— И что же нынче губернаторы трескают? Чем их государство ублажает? Фрикасе с монпансье? Устрицы с этими — которых в океанах на дохлятину ловят? Раки такие импортные… Я по телику видела… Мобстеры-лобстеры…

— Да брось ты. Оладушки, кажется. Еще что-то… Ей-богу не запомнила. Ну я же к нему не лопать пришла? Говорили, говорили.

— Об чем?

— Да так… Обо всем. Вроде бы как бы и ни о чем, но, в общем-то… Обо всем. Знаешь, как я поначалу трусила… Глаз наглый… Корпорация «Т»! А под хвостом мокро… От ужаса. А когда его разглядела… ну, думаю, если такой мужик и в шею погонит — не жалко.

— Глянулся?

— Да как тебе сказать? Еще не пойму. Вроде веселенький такой… Простоватый… Вот только глаз у него… Зыркнет исподлобья… И все… И коленки как ватные.

— Деньги на музей дал?

— Не-а.

— Чего?!

— Так просто ничего не бывает. Ну не сразу. Там же эти… комиссии, подкомиссии… Культурное наследие… То-се…

— Так… Что ж ты тогда у меня такая развеселая? Что привезла-то? Одни обещания? Или и их нету?

— Себя привезла. Тебе мало? Слушай, у тебя еще что-нибудь пожевать не найдется?