Пенелопа Дуглас - Доверие [litres]

Из груди вырывается стон, под кожей разливается жар. Я оживаю. Те же качества, которые мне нравилось не находить в Ное, я ценила в Джейке, но… Похоже, я ошиблась.

Джейк тоже себя не контролирует.

Вырвав и скомкав в кулаке лист, бросаю его на стол. Ненавижу рисовать эскизы. Потратила на это два часа, и каждый дизайн получается в десять раз хуже образов в моем воображении. Я не умею рисовать.

Беру свежезаточенный карандаш и начинаю заново, вспоминая линии и изгибы комода, ждущего в мастерской. На моем телефоне, лежащем на столе, играет Blue Blood от LAUREL. Легкими штрихами закрашиваю перья и другие узоры. Меня беспокоит не столько форма, сколько цвета. Каждая выбранная мной цветовая схема кажется инфантильной, однако я хочу составить общее представление, прежде чем использую краски.

Подпираю голову рукой и золотым карандашом расставляю акценты на кончиках перьев. За окном падает снег. Мне нравится это время перед рассветом. В доме тихо, не считая негромкой музыки. Все спят. Над моей кружкой с кофе поднимается пар. Я проснулась раньше всех, но чувствую себя отдохнувшей. В отличие от ночи, когда от усталости падаю на подушку в десять часов.

Мои пальцы, выглядывающие из-под длинных рукавов свитера, двигаются по бумаге, как вдруг на них падает тень. Кто-то подходит сзади, и я останавливаюсь. Всего на секунду.

Сделав вдох, продолжаю покрывать блеском детали комода. Калеб направляется к кофеварке и наливает себе порцию. Я сразу поняла, кто это, ведь Джейк или Ной сказали бы «доброе утро».

Парень стоит у стойки. Тянет проверить, наблюдает ли Калеб за мной, но я не поднимаю взгляд и меняю карандаш. Моя рука зависает над палитрой. В итоге выбираю фиолетовый и светло-голубой. Начиная раскрашивать верхний левый угол комода, двигаюсь по диагонали, потом продолжаю голубым.

Он подходит и снова останавливается у меня за спиной.

Что, Калеб?

Мое тело напряжено. Нахмуриваю брови, готовясь к очередной жестокой гадости с его стороны, однако спустя мгновение решаю не обращать внимания.

Я продолжаю работать голубым карандашом. К сожалению, результат выглядит так же, как предыдущие, и я прерываюсь. Мне хочется, чтобы цвета сливались, а у меня переход от лавандового к голубому получается слишком резким. Усиливаю давление, меняю направление, пытаюсь смешать оттенки. Правда, сосредоточиться не удается, потому что он стоит сзади. Я поднимаю голову, тщетно пытаюсь добиться желаемого эффекта, вместо штрихов рисуя по кругу. Все равно… контраст слишком четкий. Когда протягиваю руку, чтобы вырвать лист, Калеб меня останавливает, накрыв мою кисть ладонью. Собираюсь отмахнуться, но он аккуратно забирает карандаш, ставит свою кружку на стол, упирается второй рукой в столешницу и склоняется надо мной. Сжав острие двумя пальцами, парень зарисовывает круговыми движениями мою границу, после чего растирает ее подушечкой большого пальца именно так, как мне было нужно.

Снаружи завывает ветер, кружат снежинки. Мои плечи слегка расслабляются. Он берет фиолетовый карандаш и добавляет разводы и капли к голубому, наподобие…

Это похоже на акварель . Я хочу улыбнуться. Калеб в точности воплотил мою задумку.

Подхватив зеленый карандаш, занимаюсь последним участком, вожу грифелем по кругу, повторяя за парнем. Он следом смешивает свой голубой с моим цветом морской волны. Наши руки соприкасаются, пока мы растушевываем границы цветов пальцами.

Калеб много рисует? Поворачиваю голову, желая взглянуть на него, но вовремя спохватываюсь.

Я заканчиваю с ножками, добавляю к ящикам изысканные ручки. Увидев, как он расправляет один из моих рисунков, на миг запинаюсь. Калеб кладет лист с черно-бирюзовым дизайном на стол, разглаживает его и отдает мне.

Сглотнув, бормочу:

– Он мне понравился.

Только цвета выглядят… не знаю… Словно из «Битлджуса» [24] Мистический фильм ужасов режиссера Тима Бертона. ? Я посчитала их слишком ребяческими.

Глядя на свой дилетантский эскиз, беру карандаш, линейку и черчу больше полос на ящиках.

– В детстве я очень часто рисовала. Свой дом с деревьями и радугой. Однажды повесила рисунок на холодильник, чтобы родители увидели. Старательно украсила его и выбрала место повыше в надежде, что они заметят, вернувшись домой.

Рука Калеба до сих пор лежит на столешнице рядом со мной. Выбрав черный карандаш, я начинаю закрашивать полоски.

– Меня так радовало, какой сказочной получилась картинка, – продолжаю. – Такая красочная. Мне буквально хотелось запрыгнуть в нее, как в сцене с рисунками мелом из «Мэри Поппинс» [25] Музыкальный фильм 1964 года. . – Тихо смеюсь. – Такая милая и волшебная.

Я меняю карандаш на бирюзовый. В горло будто иглы вонзаются, и формируется ком. Стискиваю челюсти.

– Несколько часов спустя я нашла рисунок в мусорной корзине, – мне удается лишь прошептать. – Он не сочетался с декором.

Из груди рвутся рыдания. Совсем забыла об этом. Однако сейчас, годы спустя, их поступок ранит сильнее, чем тогда. Разве они не могли сохранить его хотя бы на день? Неужели нельзя было сказать хоть одно доброе слово?

Хочется зареветь, послать все к чертям, только Калеб успевает подхватить меня. Внезапно я его чувствую. Нагнувшись, он прижимается губами к моим волосам.

Я закрываю глаза, перестаю дышать. Нас окружает тишина. Он держит меня. Держит, едва касаясь.

Руки покрываются мурашками. Калеб делает вдох, словно вбирая мой запах, обхватывает ладонью мою щеку, проводит носом вниз по виску, отчего я замираю. Его горячее дыхание овевает лицо.

Похоже, он балансирует на грани.

Обвив мое тело второй рукой, парень прижимает меня к себе. Мне становится тепло, будто под одеялом.

Он не целует, больше нигде не трогает. Просто согревает.

Мы оба над собой не властны. Несмотря на то, что нервные окончания под кожей буквально искрят, а кровь разносится по венам с бешеной скоростью, я не сжимаю кулаки, мои мышцы больше не напрягаются. Я чувствую себя в безопасности.

Когда Калеб обнимает меня еще крепче, с трудом сдерживаю слезы.

Калеб .

Он просто держит меня. Или держится за меня. В любом случае, мне не хочется, чтобы это заканчивалось.

Но я знаю, что ему на самом деле нужно. Этому не бывать. Калеб не может так поступить, а я не могу допустить, чтобы между нами что-то началось.

Отвернувшись, выскальзываю из его объятий. Мне едва тошно не становится, потому что я не хочу разрывать с ним контакт, только…

– Полагаю, даже шлюха сойдет, – бормочу. – Если оказаться в безвыходном положении.

Я отстраняюсь и поднимаю карандаш. Ощущаю парня у себя за спиной. Он стоит, оцепенев. Быстро утерев слезы, продолжаю рисовать и жду от него очередной вспышки ярости. Жду, что он плюнет в меня или потащит куда-нибудь, как обычно, ведь Калеб всегда закатывает истерику, не получив желаемого…