Анна Лукиянова - Тварь [litres самиздат]

Дотянула универ до конца, вышла аж с красным дипломом. Вот только работать по профессии не получилось: перестала верить, что со своим невыездным топорным акцентом сможет без стыда открывать рот. Матери наврала все так, как та хотела услышать: про хорошую фирму, про практику языка, про заграничные командировки. Пусть хвастается подругам, утешается. А сама устроилась наполнять текстами бестолковые сайты: делать из просто людей – потребителей.

Так когда именно она оставила мечту стать устным переводчиком? Когда увидела масштаб конкуренции? Когда ее первый раз поправил преподаватель, а одногруппники за спиной засмеялись? Когда летом все уезжали по обмену, а она даже не заикалась: знала, денег дома нет и не будет? Когда те, кто уезжали возвращались в сентябре совсем другими, отесанными Англией, Америкой, Францией, Германией, а она по-прежнему ходила в занозах и шероховатостях Норильска? А может, гораздо раньше, еще даже до начала гонки, тогда, у Глеба на Думской?

Станция «Московские ворота». Пора выходить. Варя выжимается из вагона, семенит с остальными к эскалатору и выше – на выход из подземки, на воздух. Ее буднично встречают Триумфальные ворота, длинный язык Московского проспекта и газетный киоск. Варе налево – в сторону трамвайного депо.

Идет, не глядя по сторонам. Знает тут каждый угол: невольно вызубрила за три года. Идет быстро, торопится. Времени с запасом, просто руку в кармане жжет телефон со всеми Глебовыми новостями за семь лет. Варя пикает карточкой, турникет проворачивается, рабочий день начинается с этой самой секунды. Но бизнес-центр еще в полудреме, мигает заспанными лампами, похрустывает позвонками этажей. Варя поднимается на последний, еще пустой этаж. Садится на ступеньки у опечатанной двери и зажигает экран телефона.

Весь воскресный вечер просидела на кухонном полу, размазывая менструальную кровь по линолеуму. Вспоминала. В звуках, в запахах, в подробностях. Ничего не забыла. Семь лет назад мир придумал играть с ней в ассоциации, чтобы память строже помнила. Капелька крови – изнасилование, кислый запах железных монет – Глебово дыхание, чьи-то шаги за спиной – бежать, мужская улыбка – боль в промежности. Варя начинала думать об одном, а заканчивала всегда – Глебом. Даже среди прохожих каждый второй оказывался Глебом: кто больше, кто меньше.

Та летняя съемка семилетней давности намертво прилипла к Варе и тянулась сквозь года, как резиновая. Только Варя решала, что скинула с себя эту заразу, как тут же прилетал очередной флешбек. В гостях кто-то надевал тапочки: такие же носил в тот день Глеб. Кто-то кидал на стол ключи: такие же торчали в замочной скважине на Думской. Приземлишься наконец в настоящее, коснешься носочками земли, не успеешь даже обрадоваться, а тебя снова катапультирует в прошлое.

Каждый день с тех пор Варе было страшно. А вчера страх закончился. Выработал свой ресурс. За семь лет Варя израсходовала его весь. Вот так вдруг. Без предупреждений, мол, осталось 10 %: включить режим энергосбережения? Внезапно стало возможным посмотреть Глебу в лицо. Пока не в живое, а только в пиксельное. Разузнать, как он там за эти семь лет? Лучше ли? Богаче ли? Наглее ли? Такая едкая жажда завладела Варей. Хотелось знать все.

Снова открыла Инстаграм, который накануне пролистала взахлеб, боясь разглядывать. Сейчас не боялась, поняла: страшно было от неизвестности. И чем больше она Глеба заново узнает, тем спокойнее ей будет. Он раньше у нее за спиной стоял, зыбью дышал в затылок. Теперь она его напротив поставит, чтобы на виду был. А для этого все семь лет вскопает заново.

В шапке рабочего Инстаграма с фотографиями девушек разной степени обнаженности висела ссылка на второй аккаунт – личный. Варя пролистала в самое начало. Слово себе дала: вычитать и высмотреть все, даже если станет бить током.

Рабочий день шел тяжело, время издевалось – стояло на месте, как солдат на посту. В маркетинговое агентство, где Варя отбывала четвертый год строго офисного режима, пришел заказчик со свадьбами под ключ. Как обычно: пришел сегодня, а сайт нужен был еще вчера. Варя стругала для сайта контент: где написать, что написать, какую картинку вмазать. Писала про тамаду, а сама вся магнитилась к телефону. Зудило, хотелось есть Глебову жизнь половниками, а получалось только чайными ложками в перерывах. К концу дня уже ненавидела свадьбы, особенно – под ключ. Вылетела на улицу, отыскала глазами ближайшую кафешку и провалилась в безвременье. Очнулась от «Извините, мы закрываемся, оплатите счет». Оказалось: прошло пять часов и теперь полночь. Варя вышла на Московский проспект, вызвала такси и убрала телефон в карман. Больше гаджет рассказать ничего не мог. Варя залпом высосала из него всю информацию: и ту, что Глеб положил специально на всеобщее обозрение – нате, любуйтесь, хвалите, обсуждайте – и ту, что постарался спрятать, да не вышло. Завтра она решит, как распорядиться всем этим, а сейчас – спать. Глубоко, безотрывно, обморочно.

Варя открывает глаза. Комнату не узнает. Должна быть Ирмина роскошная квартира с высокими потолками, а тут какая-то постсоветская конурка. По зашарканному паркету перекатывается тополиный пух: налетело в открытую форточку. Светло, но время не угадать: в Петербурге царствуют белые ночи. Вагоны света, целые товарняки. Варя лежит, не двигается. В голове набухает что-то, давит изнутри на череп.

Вспоминает, как Ирма ее на вокзале встречала. (Первый раз за столько лет увидела двоюродную сестру не на аватарке, а живьем.) С поезда сразу на Невский, чтобы вдохнуть большой город, почувствовать его вибрацию. Вспоминает, как Ирма на собственной машине привезла ее на Рубинштейна, как показала гостиную и Варину комнату. Комната оказалась размерами с двушку в Норильске. Вспоминает, что ничего из увиденного не получалось осознать с первого раза. Сказочная Ирма, сказочный дом, сказочный город. Из реального только она – Варя и документы, которые она приехала подавать в СПбГУ в конце июня.

Вспоминает, как Ирма ее три для таскала везде с собой и представляла как “систер”. И от этого «систер» Варю каждый раз накрывала волна сверхудовольствия. В глазах мельтешило: Ирмины знакомые, летние веранды, сладкие коктейли с кубиками льда, какие хочешь десерты на огромных белых тарелках, новые платья – бери, что понравится – из гардеробной Ирмы. Ночью – музыка, кальяны, прогулки по каналам на чьем-то частном катере, утром – головная боль и отсыпалово.

Вспоминает, как Ирма стянула резинку с ее хвоста, распустила ей волосы. Как между делом протянула ей духи, которые утром Варя похвалила, и сказала – дарю. Как после этого “дарю” пробежалась по Варе взглядом детектива, приметила все неточности, асимметрии и дефекты, которые Варя сама про себя итак знала наизусть. Колючие локти эти с заплатками шершавой кожи. Слишком коричневые на белых скулах веснушки. Секущиеся светлые волосы, которые ровняла ножницами в ванной мама, а в парикмахерскую не пускала – испортят. Сутулые плечи в надежде спрятать растущую грудь – причину вечного стеснения. Добросовестно искусанные тонкие губы: один уголок ниже, другой – выше.