Елена Попова - Этот сладкий голос сирены [калибрятина]

- А что? Еще и денег одолжил.

- Три советских рубля!

- Три советских рубля – тоже деньги. Мы тут переговорили… У Виноградовых свои проблемы, Носики делают ремонт, Тибайдуллин это Тибайдуллин…

- Пусть отдувается Тибайдуллин, - Цыплаков удовлетворенно осмотрел свою гладкую физиономию. – Говорят, он здорово поднялся.

- Как это поднялся? Кто говорил?

- В смысле, разбогател. Да еще в прошлом году кто-то говорил.

- Как это разбогател? – жена занервничала, достала вторую сигарету, щелкнула крышкой пепельницы-горшочка.

- Ну разбогател и разбогател. Акции куда-то вложил. Да я слушал в пол уха.

- Как это в пол уха? Что надо слушать, так он в пол уха! А что не надо, так в два!

- Что ты от меня хочешь?

- Он нам деньги должен, - сказала жена.

- Три советских руля.

- Проценты набежали.

- Ты это серьезно или бредишь? – спросил Цыплаков скорее добродушно.

- Ну, бредишь, в основном, ты, - и жена с грохотом захлопнула дверь в ванну.

Пока Цыплаков заканчивал свой туалет, жена говорила по телефону. До Цыплакова доносились особенно высокие ноты ее голоса. Он надел халат, прошел на кухню и сделал себе растворимый кофе. Так и пил, стоя.

- Пронюхали! –сказала жена ядовито и торжественно, появляясь в кухне. – Все пронюхали! У Виноградовых еще вчера была теща с племянником, а теперь – ни тещи, ни племянника! Носик почему-то прервал ремонт! Я им говорю – он у нас уже жил когда-то, он у нас привык!

- Жил-жил, час с копейками, двадцать лет назад, - пробормотал Цыплаков, стоя босиком на холодном кафеле кухни.

В то время, как супруги Цыплаковы привычно переругивались, человек, которого называли Горовым… (Да был ли это Горовой? Об этом потом долго ходили слухи… Был ли это Горовой, явившийся через двадцать лет, или просто человек, похожий на Горового? Ведь и Горового-то не так уж хорошо помнили. А когда он уже исчез, Цыплакова перевернула семейные архивы и все их знакомые тоже перевернули свои архивы, но ни одной фотографии молодого Горового так и не нашли.) … Итак, человек, которого называли Горовым сидел в большой квартире Тибайдуллина и вел с Костей Тибайдуллиным доверительную беседу.

Отец Кости был в прошлом боевым генералом, да и потом не последним человеком в одном из правительств, которых много сменилось за последнюю четверть прошедшего века. Другое дело, что его имя давно затерялось в списках бывших чиновников, как затерялась его могила на Центральном, уже закрытом для захоронений кладбище. Осталась только эта квартира – с комнатами, расположенными старомодно, анфиладой, с роскошным видом из окон, но запущенная ужасно, с отстающими обоями, потеками на стенах, с гнусным, неистребимым запахом старого, разбитого унитаза. У семьи было много планов, как улучшить жизнь, но с квартирой Костя Тибайдуллин не хотел расставаться ни за что на свете. Даже не из-за отца, которого уже помнил довольно расплывчато, скорее из-за положения, которое когда-то занимал отец, из-за какой-то легенды. Был Костя неказист, невысок ростом, нос имел чуть приплюснутый, глаза небольшие, круглые. Впрочем, было в его лице что-то простодушное, детское, какое-то свое обаяние, это спасало. А так, он и юношей был неказистым, но женился рано и на очень симпатичной девушке. Видимо, сыграло роль все – и квартира, и папа, и ее тогдашняя провинциальная неустроенность. Но человеком жена оказалась порядочным, воспитана старомодно, Косте Тибайдуллину была хорошей женой и никогда не изменяла. Нина ее звали.

Нина бесшумно передвигалась по кухне, чем-то позвякивала, постукивала, варила кофе в эмалированной кастрюльке. По-девичьи стройная до сих пор, только черты лица в обрамлении по-прежнему миловидного овала стали резче, острее и напряженней. Старшая дочь была замужем, но с ними не жила. Младшая была в отъезде, в Италии, в гостях у парня, с которым познакомилась в Интернете.

Костя сидел на кухонном табурете, положив ногу на ногу, втянув голову в плечи, сгруппировавшись, в выцветшей майке и старых брюках, какой-то особенно в этот момент неказистый, и внимательно смотрел на Горового – не потому что сомневался, Горовой это или не Горовой, просто хотел понять, что от него хотят. От него давно уже никто ничего не хотел и это его устраивало. Он работал на государственной службе, на небольшой должности, получал небольшие деньги, почти полностью уходившие на оплату квартиры, а за небольшие деньги немного и спрашивают. Каким был Горовой когда-то, Тибайдуллин плохо помнил. Так, смутный образ. Теперь же перед ним был сухощавый, светловолосый, светлоглазый мужчина, - не моложе тридцати пяти, но и не старше пятидесяти, в светлых, еще летних джинсах, легкой, летней куртке и довольно потрепанных кроссовках, впрочем, хорошей фирмы. В его глазах не было и тени беспокойства, напряжениях, вообще какой-то затаенной мысли. Он смотрел на Тибайдуллина открыто и прямо, пил не лучшего качества кофе, сваренный в эмалированной кастрюльке, прямо как в походе или строй.отряде, не выражая при этом никаких отрицательных чувств. «Как живешь? – Горовой тоже не спрашивал. И это Тибайдуллину нравилось. Он терпеть не мог такие вопросы. Говорили ни о чем и обо всем сразу. Потом Тибайдуллин даже не мог вспомнить, о чем же они говорили. Вспомнил только, что говорить с Горовым ему было почему-то интересно. Наконец, Горовой подошел к главному, к цели своего визита, и предложил Тибайдуллину сдать одну из комнат.

Кроме вопроса «Как живешь?», Тибайдуллин терпеть не мог еще две вещи – давать в долг деньги (конечно, очень маленькие) и кого-либо у себя поселять, включая родню. На этой почве у него была просто какая-то фобия. Как только Горовой об этом заговорил, его даже немного перекосило. Но Горовой сразу все понял, полез в карман и вынул… вынул оттуда деньги и в таком количестве, что Тибайдуллин, глядя на них как-то ослаб, обмяк, в голове закружилось…

Вечером позвонила жена Цыплакова.

- Слушай, - сказала.- Горовой тебе не звонил?

- Звонил, - сказал Тибайдуллин.

- Если еще позвонит, скажи, что мы его ждем. Он же у нас уже останавливался. Он у нас привык.

- Он у меня остановился, - сказал Тибайдуллин.

- У тебя? –изумилась жена Цыплакова.

- У меня, - повторил Тибайдуллин с вызовом.

Горовой поместился в небольшой комнатке в конце анфилады с выходом на кухню. Считалась, что эта комната то ли для денщика, то ли для горничной. Когда-то старшая дочь увлекалась фотографией и сделала там лабораторию, небольшое окно завесили одеялом. С тех пор прошло много лет, но окно так и не открыли, а в комнатку эту сносили всякий хлам. Оставив задаток, Горовой сказал, что вернется к вечеру, и куда-то ушел. А Тибайдуллин не спеша очистил помещение, оставив там только старый диван и два продавленных стула.