Валерий Юабов - Всё Начинается с Детства

Я ушам своим не поверил. Чтобы Эммка отдала свою любимую куклу?.. На всю ночь?..

Однако далеко не всегда была моя сестрица такой доброй. Нередко она становилась совершенно невыносимой эгоисткой.

Предположим, идем мы с мамой на базар. Сестренка изъявляет желание сопровождать нас.

– Сумки тащить поможешь? – спрашиваю я, наученный горьким опытом.

Эммка кивает – мол, о чем разговор? Но с начала и до конца посещения рынка Эммкина помощь заключается только в том, что она непрерывно восклицает:

– Вот это хочу, мама!.. А это можно?

Ни малина, ни персики, ни мороженое, ни еще двадцать соблазнительных лакомств не укрываются от ее алчущего взгляда. Она встряхивает ниспадающими на плечи волосами – теперь уже не каштановыми кудряшками, а волнистыми, черными, как смоль, ее миндалевидные глаза умоляюще глядят на маму, она почти воркует:

– Ну, ма-амочка, пожа-а-луйста!

И материнское сердце не выдерживает…

Когда купив все что надо, мы отправляемся домой, наш маленький семейный отряд выглядит примерно так: мы с мамой идем к автобусной остановке (до нее минут десять ходу), сгибаясь под тяжестью сумок и сеток. Сделав шагов двадцать-тридцать, мы останавливаемся, чтобы передохнуть и ставим свою ношу на землю. Но не выпускаем сумок из рук – слишком уж долго каждый раз снова их подхватывать. Так и стоим, согнувшись, хотя ужасно хочется растереть покрасневшие, распухшие ладони.

А Эммочка наша, стройненькая, как молодая лань, стоит рядом, небрежно помахивая сумочкой, где в бумажных кулечках лежат вишни, абрикосы, малина – все, что она успела выпросить.

Нет, простите, не все! В свободной Эммкиной руке – пломбир. Она его вылизывает своим длинным, узким язычком, а закусывает то вишенкой, то малинкой.

Такова ее помощь. А если, не выдержав жары и Эммкиного чмоканья возле уха, я прошу: «Дай лизнуть», – она невозмутимо отвечает: «Я тебе оставлю!» – и поскорее отходит в сторонку.

– Девчонка ведь она, – вздохнув, успокаивает меня мама.

Я не спорю, но думаю своё: не в том дело, что девчонка, а в том, что на отца бывает похожа… иногда.

К счастью, только иногда. К тому же, может быть, именно благодаря некоторому сходству характеров, Эммка, чем старше становилась, тем чаще и громче возмущалась поведением отца, давала волю своим чувствам.

Помню день, когда с ее помощью я впервые восстал против отца. Отец, Эмма и я были дома втроем. Я делал уроки в своей комнате, когда услышал крики из кухни. Сначала отцовский разъяренный голос, потом визгливые выкрики Эммки.

Оказывается, сестренка, смазывая царапину, нечаянно опрокинула на кухонный стол бутылочку с зеленкой. Стол был новый и теперь на нем осталось несмываемое зеленое пятно. Отец бесновался так, будто это было пятно на его судьбе, не меньше. Эммка в ответ визжала на весь дом.

Когда я вбежал, она стояла в углу, возле раковины, отец – размахивая кулаком, грохотал:

– Не ори!

Теперь, позабыв о пятне, он пытался усмирить Эммку, а делать это он умел только с помощью затрещины.

Эммка подросла, и отец давно уже не позволял себе шлепать ее, тем более – бить. Он любил Эммку и относился к ней с особым вниманием, гордился тем, что дочь занимается у него в баскетбольной спецгруппе. Но сейчас он был в состоянии слепой ярости.

– Не бей меня! – взвизгнула Эммка с новой силой. – Не тронь!

И тут я встал между ними.

– Опусти руку, – сказал я. Спокойно сказал. Как ни удивительно, я в эту минуту чувствовал себя спокойным. Впервые.

Сколько-то мгновений мы с отцом смотрели друг другу в глаза. Его глаза, совершенно бешеные, раскрывались все шире, шире. И рот тоже. Сейчас рявкнет – и кулак опустится на меня… Но отец сказал почти нормальным голосом:

– Отойди.

Я помотал головой. Отец дышал тяжело и хрипло, но ярость в глазах исчезла. Внезапно он усмехнулся, опустил руку – и ушел.

Ушел… Мы с Эммкой молча переглянулись, она в последний раз всхлипнула и, нагнувшись к раковине, стала умывать зарёванное лицо.

Очень простая мысль довольно долго не приходила мне в голову. Я уже был подростком, а взрослые по-прежнему оставались для меня неким чужеродным, и достаточно опасным племенем. Обороняйся, таись, притворяйся – вот основа отношений… Ну, были, конечно, исключения. Мама, например. Но мама это мама, возраст тут ни при чем. Или какой-нибудь там чудак-человек, вроде художника в кино, к которому мы бегали в детстве. Тут мы словно забывали о том, что это – взрослый. Отделяли приятного нам человека от общей массы, считали его исключением и только потому «своим». Но это случалось редко. Наоборот, чем старше мы становились, тем… Впрочем, надо ли объяснять, как относятся к взрослым подростки?

Но чтобы в твоих представлениях что-то изменилось, иногда хватает считанных минут.

Прихожу из школы. В кухне за столом – мама и какая-то незнакомая тетка.

– Знакомься, наша родственница из Самарканда, – объявляет мама радостно… Чему радуется? И так полно родственников, а тут еще одна…

– Новая родственница, – будто угадав мои мысли, со смехом говорит незнакомка и, подав мне руку, представляется: – Зоя Кокнариева.

Я, конечно, изображаю на лице улыбку: очень, мол, приятно познакомиться. Но приятного мало. Вместо того чтобы поесть спокойно и заняться своими делами, сиди и слушай скучнейшие рассказы о какой-то неведомой родне. Ох, тоска! И взгляд у нее, у этой Зои, типично учительский, пристальный, сверлящий. Сейчас начнутся вопросы: как учусь, какие отметки? Какое ей дело?

Но Зоя спросила что-то совершенно другое. Кажется, бывал ли я в Самарканде. По крайней мере, я помню, что вскоре, забыв про остывающий суп, я слушал про раскопки под Самаркандом, где археологи искали остатки древней столицы. И сам спрашивал, спрашивал… А на другой день (новая родственница осталась у нас ночевать) мы с Зоей уже были друзьями. Как – я и сам не заметил. Просто не возникало скованности, скуки, необходимости притворяться и врать, всего, что обычно случается, когда разговариваешь со взрослыми. Зоя говорила со мной о рок-н-ролле, о Клондайке, о каких-то книгах, которые мы оба, оказывается, особенно любим и постоянно перечитываем. И с таким живым интересом, что, казалось, ей тоже пятнадцать лет, а не между тридцатью и сорока. Мы и зануд-учителей дружно ругали, и о родителях посплетничали: вечно считают подросших сыновей и дочек маленькими детками!

Да, с удивительной быстротой все это случилось. Кажется, впервые в жизни мне захотелось узнать о взрослой, незнакомой женщине: кто она такая, эта Зоя, как живет. И о себе, о друзьях почему-то хотелось ей рассказывать и рассказывать… Но когда? Ведь уедет завтра! К счастью, новая родственница обещала недельку у нас пожить. Я и обрадовался, и удивился: подумать только, отец дал на это согласие! Не помню, чтобы кто-то гостил у нас хотя бы день. А тут… Значит, и с ним Зоя сумела найти общий язык…