Валерий Юабов - Всё Начинается с Детства

Играла она – так мне тогда казалось – как-то удивительно мягко, нежно, легко, будто чуть прикасаясь к клавишам, будто только поглаживая их. И звуки музыки – а играла она «Лунную сонату» – тоже были какие-то особые, льющиеся. Действительно, как лунный свет… Прежде я никогда не чувствовал, какая это волшебная соната.

«Эх, почему же я бросил играть, почему?» – думал я, с восторгом и завистью глядя на ее руки…

Было это так давно – я только-только стал первоклассником. Однажды мама прибежала домой с новостью: в музыкальной школе на Юбилейной, совсем недалеко – у магазина «Весна» рядом с библиотекой, идет набор. Словом, почему бы мне не попробовать туда поступить? Меня это предложение нисколько не порадовало, но мама настаивала.

В небольшом коридорчике было тесно и душно, вперемешку топтались родители и дети, ожидавшие вызова. Больше всего меня поразила тишина. Здесь иногда шептались, но совершенно беззвучно. Время от времени открывались двери в одну из комнат, кто-то выходил, раздавался голос: «Следующий, пожалуйста»… Внезапно мама подтолкнула меня к дверям, а сама осталась в коридоре. Меня усадили на табуретку, дали в руки карандаш, и невысокая кудрявая дама, усевшись напротив, сказала:

– Я выбью карандашом дробь, а ты повторишь. Хорошо?

Я кивнул головой и поболтал своими скрещенными, недостающими до пола ногами.

«Тук, тук-тук – тук…» Первую серию звуков я повторил без труда, как и вторую, третья показалась мне длинной и нудной, но я и ее отстукал. Тут кудрявая тетя сказала:

– Ага… Ну, а вот эту?

То, что она отстукала, было еще длиннее, но поинтереснее, мне слышалась какая-то мелодия. Я ее повторил…

Кудрявая заулыбалась. Она обернулась – в углу, сидела, оказывается, еще одна тетка и что-то записывала.

– Молодец, – сказала она. – Тебя как звать? Валера? Молодец, Валера! Заниматься будешь? Позови-ка маму…

Маме было объявлено, что у меня – абсолютный слух, что в школу я принят, что через несколько дней начинаются занятия.

– Инструмент у вас есть? – спросили у мамы.

Какой там инструмент! Даже те десять рублей в месяц, которые предстояло платить за школу, были для нашей семьи проблемой. Но с этим все же справились. А пользоваться пианино мне разрешили соседи по дому. Их дочка Лена занималась музыкой уже несколько лет – она была старше меня года на три, – и я с ее помощью два раза в неделю разучивал свои гаммы и экзерсисы. Иногда к нам подсаживалась Ленина мама, профессиональный музыкант, и что-нибудь играла. Для своего и нашего удовольствия. Так начались мои путешествия в удивительный мир музыки. И я полюбил этот мир, полюбил сразу.

Уступив место маме, Лена становилась за ее спиной и клала руки ей на плечи. Прикрыв глаза, сдвинув брови, она поводила головой в ритм мелодии, иногда чуть слышно подпевала. А я слушал и наслаждался. Что бы ни играла Ленина мама – бетховенские сонаты, шопеновские мазурки и полонезы – я всем наслаждался! И тем, как она играет, тоже. Широкий сноп света из окна падал сбоку на клавиатуру и освещал длинные, быстрые пальцы пианистки. Вторя музыке, двигались по клавишам тени. Все это вместе – звуки музыки, пальцы, свет и тени на клавишах – было волшебством.

Учился я – может быть, благодаря этой музыкальной семье – с удовольствием, старательно, получал пятерки, меня хвалили. Но, к сожалению, недолго. Около года. А потом отец Лены, офицер, вышел на пенсию и решил перебраться в Москву. Я остался и без фортепьяно, и без своих друзей-покровителей, заскучал, растерялся и вскоре забросил музыку. Впрочем, через четыре года родители уговорили меня вернуться в музыкальную школу. Но, как ни странно, мне теперь с большим трудом давалось то, что раньше не требовало почти никаких усилий. Меня это раздражало, занятия музыкой перестали быть праздником, и я снова покинул школу. На этот раз навсегда.

К счастью, влечение к музыке осталось. Современные мелодии, современные исполнители, знаменитые рок-группы взяли меня в плен. О своей неудавшейся «музыкальной карьере» я и не вспоминал. Стоя у пианино и слушая, как играет Элла, вспомнил в первый раз.

Я шел домой возбуженный, счастливый, уже мечтая о будущих встречах с Эллой. Конечно, с Зоиной помощью. Хоть и говорила мне на прощанье Света: «Заходи, Валера», – я не был к этому готов. Вот вместе с Зоей… Я надеялся, что до ее отъезда мы еще побываем вместе в этом уютном маленьком домике. А там, глядишь…

Но получилось все иначе.

На другой день, вернувшись из школы, я нашел Зою, лежащей на кровати в спальне родителей. Дома никого не было, мама и отец работали с утра. Зое, очевидно, стало плохо без них. Она дышала тяжело, со свистом, грудь ее медленно, тяжело опускалась и поднималась, как у отца во время приступов… Да у нее и был астматический приступ! Тут я вспомнил, что Зоя говорила как-то с отцом об этой проклятой астме. Но оказалось, что у нее и сердце больное. Сейчас она лежала, прижимая руку к груди слева. Лицо ее казалось почти таким же бледным, как подушка.

– «Скорую…» – выдохнула Зоя. Я кинулся к телефону.

«Скорая» не приезжала бесконечно долго. А Зоя дышала все тяжелее, все терла, терла рукой под грудью слева. И меня охватил страх: а вдруг она сейчас умрет…

Может, Зоя почувствовала это, а, может, ее доброта была больше и сильнее страха за себя, только она вдруг спросила:

– Ты записал… Эллин… телефон? Позвони ей… Непременно… Хорошая девочка…

Зоя пролежала в больнице несколько дней, а как только оправилась немного, уехала в свой Самарканд.

Элле я так и не позвонил. Все откладывал, не решался. Не стало рядом Зои, на которую надеялся, вот и струсил.

Впрочем, так ли редко мы совершаем поступки, о которых потом, через годы, жалеем? Если я напрягу память, то в этом перечне будет не только Элла…

А с Зоей я встретился через несколько лет, когда перед самым отъездом в Америку мы с мамой приехали в Самарканд на могилы дедушки Ханана и бабушки Абигай. Попрощаться.

Конечно же, мы побывали у Кокнариевых.

Пришли рано утром, нас никто не встретил. Дверь в их квартиру, кажется, просто была открыта.

В зале на кровати сидела старая женщина и расчесывала длинные седые волосы.

– Заходите, заходите, – сказала она, улыбаясь, как только мы подошли к дверям. Да, она улыбалась и смотрела прямо на нас очень ясными глазами, хотя мы знали, что она слепая, совсем слепая.

– Опа, это я, Эстер, – сказала мама.

– Мы ждали вас! И Валера с тобой? Я же слышала шаги… Садитесь, садитесь! Вера, гости пришли, ты где? – и все это так весело, бодро, с такой добротой!

Вбежала Вера, Зоина сестра, высокая, красивая, тоже веселая, почти сразу пришла и Зоя с какими-то покупками, начались объятия, расспросы. Потом мы долго чаевничали, разговаривали – больше всего о нас, конечно, о нашем отъезде. Мне в этом доме было так приятно, так легко дышалось – ветерок поддувал со двора в открытую дверь, он тоже казался каким-то особенно ласковым и добрым. Теперь даже неловко было вспоминать, какой беспросветной я представлял себе Зоину жизнь, жизнь ее сестры и матери. А на самом деле – как им хорошо втроем!