Валерий Юабов - Всё Начинается с Детства

Почему люди – в нормальных, капиталистических странах – становятся бизнесменами? Не только ради «златого тельца»! У них, очевидно, есть потребность заниматься собственным делом, вкладывать в него творческие силы, планировать, жить активной жизнью, полной риска и борьбы. Хорошими бизнесменами часто становятся люди азартные, даже склонные к авантюрам. Советская власть забыла о таких свойствах и потребностях человеческой натуры. Вернее, она их отрицала, осуждала, преследовала. На словах. Мы знаем, что на деле сама эта власть, ее деятели, запросто перекладывали в свои карманы то, что принадлежало государству, народу. Что из этого вышло, мы тоже теперь знаем. А тогда… Тогда любой, кто хотел заниматься бизнесом, любой, кто жаждал некоторой деловой самостоятельности, рано или поздно становился мошенником.

Да, в странном мире мы жили и странную жизнь вели… Она постепенно уродовала души и делала зыбкими, нечеткими представления о том, что хорошо, что плохо.

Никто из таких людей, каким был дядя Юра, не залез бы в чужую квартиру или в чужой карман, Боже сохрани! Но урвать хоть что-то у советского государства, которое тебя непрерывно обманывает, – какое же это воровство! Ведь пирожные, торты, печенья и прочие вкусности подпольные бизнесмены продавали тем же советским людям за те же деньги, что и в государственных магазинах.

Дядя Юра, понятное дело, и свою семью не обижал. Уж в этом доме я сладостей наедался вволю. И домой приносил.

Работал дядя Юра в Ташкенте, значит, то и дело бывал в отъезде. И хотя дом их выглядел, как полная чаша, для тети Марии он был пуст: часто, слишком часто она чувствовала себя одинокой. А еще – постоянная тревога, страх, напряжение. Ведь поймают – не жди пощады. Нет, Мария, в отличие от мужа, не была азартным бизнесменом!

Вот, мне кажется, одна из причин дружбы двух этих женщин: обе не были счастливы. И той, и другой было на что пожаловаться, в чем признаться подруге. Обеим отрадно было почувствовать, что рядом есть близкая душа.

Заходишь, бывало, вернувшись из школы, на кухню. Мама крутится возле пышущей жаром плиты. Но бурлят и кипят не только ее супы и пловы – мама тоже в раскаленном состоянии. Сразу замечаю это по ее голосу, по слишком стремительным движениям. Значит, снова что-то произошло. Да и я слышал рано утром из их спальни голос отца – не голос, а гавканье.

Подав мне тарелку, мама выбегает из кухни, на ходу обтирая руки передником. «Ешь, я сейчас…» И вот уже доносится до меня из зала ее негромкий голос. Ну, конечно же, звонит Марии, кому же еще? Кому может она, улучив минутку, хоть по телефону рассказать об очередной ссоре?

В Америке женщины ходят к психотерапевтам не только за медицинской помощью. Известно, что сам разговор с понимающим, сочувствующим человеком приносит облегчение и пользу.

Мама возвращается на кухню с посветлевшим лицом. «Ну, как, поел? Добавки хочешь? Да, тетя Мария говорит, у Эдика что-то опять с уроками. Может, сходим вместе?»

Ага, – догадываюсь я, дядя Юра, значит, не приехал, тетя Мария опять волнуется.

Мушеевы щедры не только душевно. Они знают, как мы живем, как беспечен и эгоистичен отец. У мамы часто денег не хватало от получки до получки. И она бежала к Мушеевым – «перехватить» на неделю-другую.

– Что бы я без них делала? – говаривала она.

Мама-то знала, как редко в нашем жестоком мире встречается настоящая доброта. А мне, вероятно, поддержка Мушеевых казалась делом вполне естественным. Они же богатые, а нам так трудно живется!

Не то чтобы я всегда думал об этом. Богатство в доме Мушеевых не было таким уж кричащим. Но случалось, что я остро завидовал мушеевским мальчишкам. И это противное, болезненное ощущение помню до сих пор.

Приближается праздник. Дядя Юра дает какие-то поручения тете Марии (он заехал ненадолго в Чирчик и снова собирается уезжать).

– Да, – вспоминает он, – а подарки детям? Ну что ж, ребята… – Он подходит к вешалке в прихожей, где висят его уличные брюки, засовывает руку в карман и вынимает несколько новеньких, хрустящих ассигнаций. Вертит их между пальцами, будто поддразнивая детей, потом протягивает Эдику и Серёге. – Берите, расходуйте… Купите, что сами захотите!

И вот тут меня охватывает это тяжелое и постыдное чувство зависти, собственной обделенности. Нет, еще сложнее. Я словно отброшен куда-то далеко-далеко от этой семьи с ее благополучием.

У меня другая судьба, другое положение в мире, которого мои друзья, Эдик и Серёга, не ощущают, не знают, просто не понимают.

Но случалось это редко. Обычно я чувствовал себя у Мушеевых, как в родной семье.

Обедаем. Едим плов из одной тарелки. Самый младший, Саша, сидит на коленях у матери. Он широко, как птенец, открывает рот, тетя Мария вкладывает в него плов (в отличие от птицы не клювом, а рукой) и птенец сочно чавкает.

– Мальчики, после обеда сделайте уроки, – напоминает Мария. – Валера, поможешь Эдику? Погоди, ты наелся? Хочешь еще?

– Спасибо! – Я киваю и поднимаюсь. За столом у тети Марии невозможно не наесться, но и остановиться нелегко.

Эдик, евший до этого довольно вяло, вдруг оживляется, ложка его так и мелькает.

– Я не наелся, – шамкает он набитым ртом.

– Хочешь добавки? Возьми из котла.

Эдик отправляется на кухню, а Серёга хихикает и подмигивает мне.

– Пойдем, чего его ждать. До ночи не дождемся!

Сережка не такой лентяй, как Эдик. Хоть он и младше на два года, но видит брата насквозь. Как и положено братьям, Эдик и Серёга без конца ссорятся. Если сравнивать, наши с Юркой отношения кажутся просто образцом миролюбия. Я как зритель получаю от них огромное удовольствие.

Начинается все с перебранки. Братья спорят по любому поводу. Постепенно спорщики распаляются, в ход идут обидные словечки, потом и руки сами собой начинают дергаться. Братья придвигаются друг к другу вплотную, ноздри раздуты, глаза широко открыты и не моргают.

Квартиру Мушеевых так же, как и нашу, можно обежать насквозь и кругом. Вот эту особенность квартиры во время сражений почти непременно используют братья. И тогда уж на их пути не попадайся! Могут и сбить с ног. Помню, как во время одной из погонь Серёга, мчась за Эдиком, выскочил из прихожей с длинной металлической ложкой для одевания обуви. И догнал-таки брата на веранде и… «Бум! Бум! Бум!»

Я буквально скорчился от смеха – так гулко отбивал Серёга эти «бум» на плечах брата. А тот, забыв о своем старшинстве, постыдно вопил:

– О-ой! Ва-алера! Чего сидишь… Мама, он бьет меня!

Дня не обходилось без драки, без свежих синяков.

Сделав с Серёгой его уроки, я собрался домой. Зашел в зал попрощаться с тетей Марией. Эдик все еще ел. На меня он и не взглянул, а тетя Мария грустно кивнула мне: