Валерий Юабов - Всё Начинается с Детства

Так он проходит круг или два, а затем, чуть присев, отбивая ритм сдвинутыми ногами, выносит руки вперед – и становится похож на борца, который к поединку с кем-то готовится…

И снова круг. Теперь танцор прищелкивает пальцами, покачивается с боку на бок. Глаза у него блаженно прикрыты, губы чуть шевелятся, он подпевает, он весь во власти музыки… Если есть у него горести, печали, какие-то семейные проблемы – а у кого их нет? – он сейчас позабыл обо всем, он наслаждается этой минутой.

Да, это замечательный танцор! Потому-то и смотрят все на него с таким удовольствием. Песня уже идет к концу, но музыканты понимают: такого танцора грех прерывать. Нельзя мешать человеку, когда он почувствовал себя счастливым.

И музыканты начинают все снова…

Буп-п, буп-п, буп-п… Зазвучал узбекский барабан, дойра. Оркестр смолк – начинается соло на барабане. Вернее – своеобразное соревнование между танцором и дойристом…

Музыкант поставил инструмент стоймя на пол, зажал между ног и с огромной быстротой отбивает ритм по туго натянутой коже, обвешанной изнутри по круглому ободу небольшими кольцами. С огромной быстротой, с огромной силой. Кажется, туго натянутая кожа барабана сейчас лопнет под этими неутомимыми пальцами. Еще быстрее, еще сильнее звук…

Невероятно! Дойрист покраснел, лоб его покрылся капельками пота, он склонился к инструменту…

Кто кого?

Танцор неутомим. Он все быстрее кружится по площадке, не отставая от темпа дойры, восхищая зрителей все новыми фигурами танца…

Дойрист откинул вспотевшую голову. Рот его приоткрыт. Еще один каскад звуков… Еще один… Все! Он изнемог… Кивок головой – и вот уже снова играет весь ансамбль.

Танцор победил!

Начали подавать горячее. К столам одна за другой шли женщины. В поднятых высоко над головами руках они несли лаганы – большие, круглые, ярко расписанные блюда с дымящимся пловом.

Плов был уложен высокими горками, и над ними, как над действующими вулканами, поднимались струйки ароматного пара. Сразу видно было, да и нос это чуял, что сегодня мы будем есть настоящий узбекский плов, приготовленный с большим умением! При одном взгляде на него начинали течь слюнки.

Темный, продолговатый рис с янтарными вкраплениями тонко нарезанной моркови и черного поблескивающего изюма был похож на мозаику. Дышали жаром жирные, сочные кусочки баранины…

Плов – традиционное блюдо в странах Средней Азии, вообще на Востоке. Готовят его по-разному, и с курицей, и с сухими фруктами, и даже с горохом. Но, конечно же, главное – искусство повара…

Судя по тому, с какой быстротой опустошались тарелки, сегодня повара достигли высокого мастерства, и гости оценили его.

Я тоже ел за обе щеки. И вдруг услышал жалобный визг. Это Джек, ведь он бедняга заперт в кладовке, вспомнил я. И стал вылавливать из своей тарелки кусочки баранины. Косточки-то для Джека, конечно, останутся после пиршества в достаточном количестве, но… Стыдно пировать без друга да и мои кусочки повкуснее.

А на смену плову уже поплыли над столами новые блюда. На этот раз женщины несли кур с жареным картофелем.

Стук посуды, звон бокалов, смех и возгласы гостей смешивались в нестройный, но приятный гул, прерываемый то криками «горько!», то тостами, то речами.

Выступающие делились на две группы. Сторона, представляющая невесту, расхваливала, как могла, свой «товар». Представители жениха с таким же пылом превозносили его качества. И те, и другие так старались, так набивали цену, будто свадьбы еще не было и именно здесь и сейчас решался вопрос о женитьбе!

Снова начались танцы.

Воспользовавшись удобным моментом, я взял тарелку с угощением для Джека и пробрался к кладовке. Дверь была закрыта на щеколду, но ее нижний угол отходил от косяка.

Присев на корточки, я увидел в темном пространстве возле самой земли что-то похожее на большого, блестящего, черного жука. Это существо меняло форму, на нем были два отверстия, которые то сужались, то расширялись. И пофыркивали! Да это же нос Джека, как я сразу не понял!

Я отворил дверь и, шагнув в кладовку, сразу прикрыл ее за собой. Джек, как сумасшедший, кружился вокруг меня, наскакивал, клал лапы на мою грудь, снова начинал кружиться, визгом своим рассказывая мне, как он счастлив, что я пришел. Если бы Джек даже умел говорить, он не мог бы сказать этого яснее…

Тук-тук-тук! – это хвост Джека гулко барабанил по двери шкафа. Бум-бум-м! – это Джек, кружась, задевал и разбрасывал банки и ящики.

Наконец он немного успокоился, и я, присев на корточки, поставил тарелку с едой на пол.

До этого я держал ее над головой и, удивительное дело, Джек не обращал никакого внимания на соблазнительные запахи. Зато теперь тут же раздались чавканье и хруст…

– Джекочка, Джекочка… – говорил я почему-то шепотом и поглаживал пса.

Я совершенно забыл о том, что к Джеку, когда он ест, и подходить-то опасно, не то что гладить. Подойдешь, а он зубы оскалит, зарычит свирепо, вот-вот бросится и укусит. А тут…

Джек похрустел еще немного, потом замолк. Два больших зеленых шарика уставились на меня в темноте. Они светились, они все приближались к моему лицу… Влажный нос дотронулся до моей щеки, и что-то, еще более твердое, чем нос, уткнулось в нее… Господи, это была куриная косточка!

За дверями кладовой вовсю гремела музыка. Там веселились, танцевали, там вовсю шла долгожданная свадьба. Но мне уже туда не хотелось.

В темной конурке, происходило что-то более важное и радостное для меня. Тут родилась дружба, большая дружба. Нет, она, конечно, была и раньше, но только мы не размышляли об этом, я и Джек. Не умели сказать друг другу. А сегодня – смогли.

И самое замечательное, что Джек сделал это первый…

Ну, смогу ли я теперь пульнуть косточкой, облить водой или еще как-нибудь обидеть своего друга?

– Эй, Рыжий, где ты там?

Удивительное дело, насколько по-разному могут звучать одни и те же слова, когда они произносятся разными голосами, с различной интонацией! Юрка, мой кузен, тоже кричал мне: «Эй, Рыжий!» Но каким бы громким ни был этот клич, он всегда звучал по-братски, дружественно.

А этот голос был требовательным, грубым, я бы сказал – хозяйским. И не мудрено: голос принадлежал дяде Робику… Дядя Робик, он же Шеф, он же Чубчик, к настоящему моменту предстал предо мною в еще одном облике, который я тут же обозначил четким и жестким словом: «эксплуататор».