Валерий Юабов - Всё Начинается с Детства

Я отвозил эти кирпичи к нашей бывшей квартире, к тому месту, где была пристроечка-кладовая, в которой мы когда-то хранили уголь. Теперь в этой квартире жил Робик, а пристроечки уже не было. На ее месте и возводилась баня.

Работали мы с раннего утра, а сейчас уже миновал полдень. День полыхал зноем. И, как обычно, все обитатели двора попрятались, кто где мог. Только я тащился по двору, толкая тяжелый, скрипучий самокат. Капельки пота застилали мои глаза, мне казалось – они прямо закипают у меня на лбу и на щеках. И вместе с ними закипала во мне злоба.

«Юрка небось купается сейчас в Иссык-Куле… В прохладной водичке… Неплохо, да? А я тут купаюсь в собственном поту…» Так я рассуждал о несправедливости мира сего, растравляя свою душу этими горькими мыслями. А коварный самокат тем временем наехал на камушек, накренился – и кирпичи, сложенные на нем в четыре ряда, с грохотом вывалились на асфальт! Их грохот заглушил мой собственный вопль: парочка кирпичей вывалилась мне на ногу. Я запрыгал, закружился, зажмурившись от боли. Теперь уже не пот, а слезы застилали мои глаза.

– Ну? Что там с тобой? Тебя только за смертью посылать… Э-эх!.. Да ты жив? Сто раз тебе говорил: не грузи много!

Посреди двора стоял Робик с мастерком в руках. Голова его была повязана косынкой, майка и брюки заляпаны раствором. Речь эксплуататора постепенно вернула меня к реальности.

Я загрузил чертов самокат и, хромая, поплелся к месту стройки. Да, это была самая настоящая стройка. Небольшая, но кипучая. Робик был и ее вдохновителем, и архитектором, и инженером, и прорабом, и каменщиком, и… Надо отдать должное эксплуататору: в строительном деле он разбирался неплохо. От планирования и чертежей до сантехники и электрообеспечения – все делал сам.

Впрочем, и у меня обязанностей было более чем достаточно. Я одновременно являлся и грузчиком, и водителем самоката, и подносчиком кирпича… Словом, был разнорабочим. И добро бы, хоть как-то мой труд вознаграждался, – не деньгами, конечно, но хоть лакомством, хоть похвалой, ласковым словом… Так нет! Бабка Лиза – и та, если что-то для нее сделаешь, обязательно похвалит. Но от эксплуататора даже такого не дождешься! Наоборот, сто раз попрекнет за день: то не так, это не так…

Стройка примыкала к квартире, поэтому Робик выводил только три стены. При этом к одной из стен прислонялась урючина, даже вписывалась в нее… Банька получалась тесноватая, но в ней все же можно было разместить и котел для нагревания воды, и душ. И еще оставалось место для малюсенького предбанника.

Сегодня кладка стен дошла до середины их высоты. Тщательно измерив размеры проемов для двери и окна, Робик обкладывал их кирпичами. У ног его стояло корыто с цементным раствором. Рядом, у дувала, были аккуратно сложены кирпичи.

Тук-тук-тук… – это ручка мастерка постукивала по только что уложенному кирпичу. Тш-ш-ш… – это мастерок прошелся по стенке, снимая выдавленный цемент. Клюк, хлюп… – это шеф, помешав раствор, прихватил мастерком сколько нужно и кинул на стену…

– Чего глазеешь? Твердеет же, давай подвози!

Кирпичей, действительно, оставалось мало – Робик укладывал их быстрее, чем я справлялся с доставкой. Только положит один, а в руке уже новый кирпич. Пригнувшись, прищурив один глаз, Робик мгновенно осматривал его, будто дуло наводил на мишень, при этом его длинный нос, двигаясь из стороны в сторону, напоминал мушку… Но уж что верно, то верно: кирпичи он клал отлично. Это подтверждал висевший рядом отвес.

– Вези, вези скорее!

И я возил, возил, возил… Болело все тело, особенно плечи, ослабели ноги, в голове было как-то смутно… Даже самокат скрипел сильнее и пронзительнее чем всегда… Не будь он сварен из тяжелого металла, не выдержал бы груза.

Прислонив ручку самоката к стене кладовки, я нагрузил его очередной порцией кирпичей, и совсем было уже собрался идти, как вдруг случайно взглянул на ступеньки подвала. Мои ноги сами по себе сделали шаг к этим ступенькам. «Что это я делаю? – подумал я. – А эксплуататор?» И тут же то ли я сам, то ли кто-то другой во мне ответил: «Подождет»… Вот и все, что я успел подумать. И оказался внизу…

Ветхая деревянная дверь, едва держащаяся на петлях, легко распахнулась и горящее мое лицо овеяла прохлада. Щелкнул выключатель, тусклая лампочка осветила помещение с низким потолком, с земляным полом и стенами…

Я уселся на старый деревянный стул. «Кр-ры-к», – приветливо поздоровался он со мной… Узнал, наверно!

В жаркий летний день не было лучшего места во дворе, чем это темное земляное подполье. Блаженство – вот и все, что ощущаешь, окунувшись в прохладу подвала. Блаженство охватывает тебя, постепенно расслабляя, погружая в сладостную полудремоту… Я уже не чувствовал никаких угрызений совести или беспокойства оттого, что где-то там наверху нетерпеливо ждет меня эксплуататор.

Ну и пусть себе ждет! Хорошо ему там в тени, отбрасываемой урючиной. Солнце его не палит. Знай себе – стой и клади кирпичики… А потаскался бы с грузом по двору…

Так думал я, лениво и сонно, пока мое обожженное солнцем тело, как остывающий накаленный металл, отдавало свой жар прохладному подвалу. Развалившись на старом стуле, чувствуя, как на моем лбу высыхают капельки пота, я вдруг вспомнил, как по вечерам, остывая, потрескивают железные крыши построек. Ох, до чего же мне был теперь понятен их язык!

Подвал, где я сейчас блаженствовал, предназначался в основном для хранения картофеля и вина.

Картошка была закопана в углу. В яме ей было прохладно, лучшего хранилища и не найти, но и в нем картошка продолжала чувствовать себя живым растением и, как могла, старалась это доказать. Ближе к весне на картофелинах начинали появляться толстые белые корни. Я любил их рассматривать, когда меня посылали в подвал за картофелем. Некоторые корешки торчали, некоторые болтались, как лапы паука. Паука, который замер, притворяется мертвым, когда возьмешь его в руки. А опусти картофелину обратно в яму, засыпь землей – и лапы снова начнут расти, расти…

Но для нас, мальчишек, много интереснее картошки были глиняные кувшины с вином. С душистым виноградным вином, изготовленным прямо здесь, во дворе…

Тому вину, что стояло сейчас в подвале, было лет пять, а то и больше. В последние годы уже никто не занимался его изготовлением. Но я еще помнил, как в прежние времена это делалось. Как в старый, похожий на огромную мясорубку, аппарат для выжимания виноградного сока закладывали гроздья, как он с журчанием вытекал в подставленные кувшины, как мы, дети, жадно пили этот сок, проливая его на рубашонки, как пряно пахло им во дворе…

Постояв некоторое время в кувшинах, сок превращался в вино, при этом чем дольше вино выдерживалось, тем крепче и вкуснее становилось. Но, конечно, главным образом качество его зависело от сорта винограда.