Валерий Юабов - Всё Начинается с Детства

Огражденный высокой стеной с большими воротами из металлических прутьев, образующих красивый узор, он представлялся мне похожим на средневековый город-крепость… Сколько людей толпится у ворот и возле стен! Кто они? Да это только что прибыл караван! Долго-долго шел он через пустыню. Усталые путники, разгрузив верблюдов, сложили у стен свои тюки и мешки (что часть товаров все еще лежит на багажниках припаркованных машин я как бы и не замечал). Сейчас, подкрепившись и отдохнув в прохладе городских стен, караванщики неторопливо осматривают свой товар, беседуют, обсуждают цены… А вот и городской стражник (правда, с современной повязкой на рукаве и с пачкой билетиков) взимает с торговцев плату за въезд с товарами в город. Точнее говоря – за право торговать на рынке…

Шагнув за ворота, ты внезапно попадаешь из мира относительно спокойного и неторопливого в мир бурлящий, как котел с кипящей похлебкой. Люди снуют, кишат, толпятся. Над толпой стоит многоголосый гул. Это громадный хор, в котором сотни участников – одни стоят за длинными цементными прилавками, зазывают покупателей и расхваливают свой товар певучими, звонкими голосами, другие толпятся возле этих прилавков и, торгуясь, тоже не жалеют голосовых связок.

Сейчас, осенью, прилавки завалены всем, чем так щедры азиатское лето и здешняя плодородная земля. Пылают и светятся яблоки, будто все еще палимые солнцем. Груши истекают соком. Прозрачные гроздья винограда – темные, душистые, с беловатым налетом или сверкающие, как драгоценные камни… Алые вишни, синеватые сливы… А персики! А бастионы арбузов! А продолговатые, окруженные облаком тончайшего аромата дыни! Не менее живописны были и овощи.

«Сла-а-а-адкий морковка! Джуда ширин!» – распевал седобородый старик, в оранжевой тюбетейке, будто сплетенной из тоненьких ломтиков его собственной морковки. Он был удивительно похож на моего деда Ёсхаима. Как и другие продавцы, этот старый узбек расхваливал свой товар на русском языке. В Чирчике по-русски говорили почти все. Но очень часто, а уж на рынке – непременно, – язык искажался: окончания слов изменяли, путали род, число, падежи… Это стало особым жаргоном.

Мы остановились. «На, дорогой, пробуй, – обрадовался дед, протягивая ему очищенную морковь. – Как сахар! Только в мой огород такой растет!» Угощение ни к чему не обязывало покупателя, наоборот, считалось, что он делает честь продавцу, исполняя этот ритуал перед тем, как раскрыть кошелек.

Отец надкусил морковь с видом опытнейшего дегустатора, поводя головой со стороны в сторону. «Яхши?» – горделиво вопрошал хозяин. А к отцу уже протягивал руку с сочной морковкой его сосед по прилавку. «Мой морковка попробуй! Мой огород земля лучше!» – «Э, амак! Дай дожевать ему!» – замахал руками старик, похожий на деда Ёсхаима.

Не думайте, что началась перебранка, которая могла окончиться ссорой. Нет, такое переманивание тоже было древней, общепринятой традицией.

Не вняв призывам конкурента, отец купил немного морковки у старика. Для порядка, конечно, поторговавшись – без этого что за покупка…

Почти все торговцы были колхозниками-узбеками. То, что они продавали, выращивалось собственными руками на собственных огородах. А что же они выращивали на колхозных полях? Что продавали колхозы?

Неподалеку от входа имелся колхозный ларек. Из него не-сло гнилой картошкой так, что и входить не хотелось. Полки в ларьке всегда наполовину пустовали. «Вот как государство заботится о народе» – говорили люди, забывая о том, что колхозы по замыслу, как и по названию, вовсе не государственные учреждения, а коллективные хозяйства, то есть, народная собственность. Впрочем, не мудрено было забыть об этом.

Пошли мясные ряды. Груды мяса лежали на прилавках, висели на крюках. На полчища мух никто не обращал внимания, они разлетались, жужжа, когда продавец доставал очередной кусок мяса.

Закончились, наконец, продуктовые ряды. Мы подошли к цветам. Это был особый уголок на рынке. Здесь не было ни толчеи, ни шума, ни зазываний. Видно, у владельцев этого то-вара было иное к нему отношение и иное чувство собственного достоинства… Мы долго ходили среди гладиолусов, лилий, ромашек, роз, пока папа не остановился возле одной из продавщиц. Приятная русская девушка с очень чистой, певучей речью, которую, устав от рыночного крикливого жаргона, я слушал с удовольствием, помогла отцу выбрать розы. «Наградили? Как хорошо, – говорила она, перебирая тугие бутоны на длинных стеблях. – Вот этот цветок очень хорош… И вот этот еще…»

Мы уходили с базара по крайним рядам, где не было толчеи. У самой ограды под сенью яблони расположилась группка бабаев – так чуть шутливо и только за глаза, называли пожи-лых узбеков и казахов. Скрестив ноги, удобно устроившись на своей подстилочке, бабаи так спокойно и неторопливо беседовали, будто вокруг не шумел городской рынок, а расстилались луга, окруженные горами… Да, это были пастухи, что можно было понять и по их виду: все усатые и бородатые, в мохнатых папахах, все в длинных чапанах, прикрывавших сапоги. Перед ними на подстилке стоял чайник, в руках у пастухов дымились пиалы. Кто чай прихлебывал, а кто наслаждался насваем, жевательным табаком – его кладут под язык и посасывают. И, ко-нечно же, лежали поблизости бурдюки – плотные мешки, в которых продают кумыс.

– О, кумыс… Идем попьем, – предложил отец. Я промолчал. Кислое лошадиное молоко… Что в нем хорошего? Но отец уже распорядился:

– Две пиалы, амак. – И присел на корточки возле пастухов.

Пришлось и мне взять в руки пиалу.

– Прелесть, – отпив, сказал отец. – И вкусно, и помогает великолепно. Налейте еще, амак!

– Э, – отозвался один из сидящих. – Конечно, это целебный напиток, столько силы дает… Люди просто не знают!

Я удивился: поглядев на этого бабая в его национальной одежде я б ни за что не подумал, что он так хорошо говорит по-русски! А отец с увлечением подхватил разговор на интересную для него тему:

– Да, да, я всего три недели пью кумыс, а анализы крови значительно улучшились… Эх, банку забыли! Налейте, пожалуйста, литр – в свою. Возьму с собой…

К восьми утра мы уже вернулись домой. Из кухни доносился стук посуды и пахло чем-то очень вкусным.

– Ну, поздравляй… – отец передал мне букет. А тут как раз и мама вышла из кухни. Она, как обычно, была в домашнем халате и в переднике.

– Ой! Это мне? – Мама хлопнула в ладоши, взяла букет и стала разглядывать розы, приговаривая:

– А я-то думаю – куда это вы убежали с утра пораньше?

Мне кажется, она очень обрадовалась цветам. Для нее это был необычный подарок, отец ее не баловал.

– Папещ, папещ! – Раскинув руки, мама обняла папу. Они поцеловались.