Александр Бизяк - Клубника под хреном

– Ну почему же? Вспомните, как он, томясь в Михайловском, себе позволил «обрюхатить» крепостную девушку и признался в этом в письме к ближайшему своему товарищу поэту Вяземскому, попросив того принять участие в судьбе несчастной. А почему подобный же курьез не мог произойти в Яропольце?

– Да хотя бы потому, –вскричала секретарь горкома, – что Пушкин весь день безвылазно провел в библиотеке Наталии Ивановны, выбирая книги, а к вечеру имение покинул!

– И вовсе не безвылазно. А на несколько часов, с целью освежиться, библиотеку он покинул и вышел на прогулку в парк. Вот там-то, зная пушкинскую несдержанность, во время променада он и заарканил девушку…

– Александр, как такое вы могли подумать?! – В гневе воскликнула Ионова. – И вам поручено в газете освещать культурные события в районе! Я прикажу редактору, чтобы он немедленно вас перевел в сельхозотдел!

Так я заплатил за вольнодумие, недопустимое в советской журналистике…

Было бы неправдой говорить о Пушкине исключительно, как о любителе брюхатить женщин. Помимо гениальности он был щедро наделен многими другими человеческими качествами. Дмитрий Звонарёв, современник Пушкина и близкий друг поэта, вспоминает: «Александр, будучи уже в серьезном возрасте, любил возиться с крестьянскими детьми: рисовал им чёртиков, мастерил свистульки, леденцами угощал, анисовыми пряниками, ватрушками с вареньем. В дни визитов к теще Наталии Ивановне запрется в своей комнате, и давай поэму сочинять. А из открытого окна доносится: «Барин, барин, выйди с нами поиграть!».

Поэт отбрасывает в сторону тетрадку и гусиное перо, и айда к детишкам. Тёща умиляется: «Ну, право, как ребенок! – И кричит вдогонку зятю. – Саша, а кто же будет за тебя поэму сочинять? Пушкин, что ли?». «Пушкин, маменька! Пусть он и сочиняет!». И бежит вприпрыжку. Только кудри по ветру разлетаются…Крестьяне отвечали Пушкину искренней любовью. Когда он покидал Ярополец, запрягали тройку лошадей и с бубенцами везли его до самого Волоколамска. «Прощевайте, барин! Приезжайте сызнова, встретим с хлебом-солью!».

2016 г.

Родному ВГИКу посвящается

В 1985-м состоялся знаменитый V Съезд кинематографистов, явившийся началом горбачевской перестройки. Во ВГИКе перестройка началась с деканов. Снимали прежних, назначали новых.

На сценарно-киноведческом много лет была деканом Екатерина Николаевна Заслонова. Ходила легенда, что она – дочь легендарного белорусского партизана Константина Заслонова. Потом мы узнали, что настоящую дочь партизана звали Музой. Возможно, Екатерина Николаевна была внебрачной дочерью Заслонова? Но «Заслониху» сняли с должности не потому, что она была внебрачной дочерью командира партизанского отряда (и партизаны между боями согрешить могли), а за ее ярые коммунистические взгляды и узкий кругозор, не отвечающий требованиям творческого ВУЗа.

И надо же было так случиться, что деканом назначили именно меня. Я, как мог, сопротивлялся. Административная работа мне всегда претила. Из меня администратор, как из вороны соловей. Но проректор ВГИКа по учебной и воспитательной работе Корытковский предложил мою кандидатуру, ректор Новиков не возражал.

Так я стал деканом.

Но, как говорится, нет худа без добра. Я убедился в этом уже на третий день деканства.

Запыхавшись, вбегает в деканат мой секретарь Лидия Викторовна и сообщает:

– Вас домогается какой-то итальянец. Просит, чтобы вам его представили.

Я привстал из-за стола:

– Впустите.

Дверь осторожно открывается:

– Permetti? (Разрешите? – итальянский) – робко спрашивает гость.

– Come in! (Войдите! – английский).

В кабинете появляется невысокого росточка человек, с усиками, в кепке. Проходит к моему столу и протягивает руку:

– Тонино Гуэрра.

Я валюсь на стул и раззеваю рот. Передо мной, действительно, Гуэрра, знакомый мне по сотням фотографий. Классик итальянского кино, мировая знаменитость: писатель, драматург, поэт, художник, соратник Антониони, Феллини, Де Сантиса, Де Сики, Дамиано Дамиани, Тарковского….

Вместе с Тонино в кабинет входит Лора, его русская жена, муза, переводчик. Они гостят в Москве, в Госкино ведут переговоры о совместном советско-итальянском фильме. Приехали во ВГИК. Первым делом Тонино решил познакомиться со сценарным факультетом и начать с посещения декана.

Мы говорили о кино, о советской школе сценаристов. Он спросил, какие фильмы сняты по моим сценариям. Я их назвал. Среди них – двухсерийный фильм «Долгие дни, короткие недели» (Киев, киностудия имени Довженко). Гуэрра встрепенулся:

– Ну, как же, как же! Отлично знаю этот фильм. Прекраснейшая лента. Поздравляю вас, коллега! А не могли бы вы приехать с этой лентой к нам в Италию? Я был бы счастлив вас представить итальянской публике. Познакомлю вас с Феллини и Антониони.

Я потупил взор:

– Спасибо, Тони…

С этим приглашением посетить Италию я познакомил ректора.

– Никакой Италии! – отрезал ректор. – Поедете в Подольск на фестиваль вгиковских студенческих работ.

Так, по сей день, в Италии я не был, по воле ректора лишив итальянских зрителей возможности увидеть мой двухсерийный фильм. (Кстати, хочу заметить, что «Долгие дни, короткие недели» на Украине был отмечен призом «За лучший фильм о рабочем классе». Этот приз на самом видном месте я поставил в деканате).

Особенно был рад моей деканской должности Валентин Ежов. Известный советский киносценарист, Лауреат Ленинской премии, автор «Баллады о солдате», «Белого солнца пустыни», соавтор фильма «Тридцать три» и еще сорока семи картин, вошедших в историю советского кино. Несмотря на значительную разность в возрасте (Валентин Иванович был фронтовиком),

мы с ним подружились, и я был с ним на «ты».

– Ну, теперь другое дело! – сказал мне Валя, как только я занял деканский кабинет. Он принес бутылку коньяка и велел, чтобы я всегда держал её в своем столе.

Дело в том, что аудитория, в которой он проводил занятия, находилась наискосок от деканата. Каждые полчаса он исправно навещал меня. Я был готов к его приходу. Его уже ждала налитая рюмашка и мятная конфетка. Лихо опрокинув рюмку и зажевав конфеткой, он убегал в аудиторию к студентам.

Ежов был удивительным рассказчиком и юмористом. Из аудитории постоянно доносился смех. И после каждого визита в деканат смех в аудитории взрывался с новой силой.

Когда Ежову присвоили звание профессора, он поручил мне составить список вгиковцев, приглашенных на банкет в ресторане ЦДЛ:

– Я тут никого не знаю, а ты знаком со всеми.

– А ты чаще появляйся в институте! – Тоном строгого декана попенял я классику.

– Мне некогда, я сценарии пишу.