Инга Кузнецова - Изнанка [litres]

Я ещё не понял, что это значит и что хочет Кристи от моего бывшего Хозяина, и правда ли то, что она говорит. Мне хотелось бы почувствовать её подлинность, но пока я просто сбит с толку. Трубопроводы Кристи разогреваются слабо, и, похоже, она умеет контролировать этот процесс, замораживать свои реакции. Кристи не погружается в реальность целиком, а, кажется, управляет своим телом-миром, распределяя на действия небольшие силы. Это странно – она молода и сил у неё очень много. Для чего она придерживает их?

В её камерах летают какие-то искорки, штрихи, острые чёрточки, заслоняющие происходящее там. Камеры Кристи искрятся. Голос Кристи переливается. Она любит выпускать его на волю без всякого словесного смысла. Начинается этот звук с придыхания: «х-ха». Это у Гигов называется «смех». Смех Кристи кажется сложной музыкой. В нём есть какие-то жадные призвуки, привкус опасности.

Сначала мне кажется: смех – просто выражение запаса сил, избытка жизни, который остаётся в Кристи потому, что она живёт, не отдаваясь реальности целиком. Я не знаю, почему она так делает. Кристи умна и, возможно, рассчитывает получить от других больше, чем отдать им. Но потом я замечаю, что в этом смехе есть скрытые смыслы, пока неведомые мне.

Странно: внутри отсеков Кристи я не вижу уменьшенных Гигов, кроме одного. Это «она» – красивая, длинноотросточная. Нет сомнений в том, что это сама Кристи (мне интересно узнать, как она выглядит). Никаких существ больше. Ни в одной камере (а я стараюсь не увлекаться, продвигаясь вдоль сладких, дурманящих стенок) нет воспоминаний – ничего, что свидетельствовало бы о реальности, сдвинутой назад. Крошечная Кристи, одинаковой величины, с одинаковыми линиями и очертаниями, в каждой камере окружена красивыми мёртвыми объектами. Неподвижными объектами, и только. Я вижу разноцветные покровы разной величины – крошечная Кристи надевает их на свои красивые отростки, на своё красивое извилистое тело.

О чём она думает? Кристи непроницаема. Кристи довольна собой. Кристи молчалива.

Дальше происходит что-то странное.

В каждом отсеке каждая крошечная Кристи лишена покровов. Беззащитная и открытая, полная переливающейся жизнью, она возлежит на шелковистых поверхностях с поднятыми вверх длинными своими отростками, разводя их и сводя. Из ниоткуда возникают толстые и короткие красноватые трубки, покрытые ветвящимися узорами розоватой синевы, с розовыми пухлыми наконечниками; они летают над ней и пропадают в отверстии между её белыми отростками, одна за другой, а одна входит в отверстие её рта. На лице Кристи бездумное выражение блаженства. Маленькие полукруглые вакуоли её тела налиты избытком какого-то жадного счастья. Вся Кристи подрагивает, сжимается и опять разглаживается и вытягивается всем длинным телом. Белое лицо осеняет тень. Потом Кристи натягивает на свои отростки обрывки разноцветных покровов, и это красиво.

А потом она опять их сдёргивает, и снова возникают трубки. Лицо Кристи остаётся непроницаемым в своей безмятежности.

Я хотел бы узнать, на чём держится её жизнь, но, кажется, Кристи скрывает это и от самой себя.

– Ну?

– Крис, прости, я неловок. Я не умею ухаживать за девушками.

– Мне нравится, как ты меня назвал. У тебя правда никого не было?

– Не было.

– Ты меня боишься?

– Нет… просто я не ожидал…

– Чего?

– Что ты меня выберешь. Ты такая… свободная. Почему я?

– Ты не понимаешь. По контрасту.

– Что?

– Потому что ты отличаешься от тех, с кем я обычно имею дело, понял?

– Не очень-то весёлая новость.

– Какая есть.

– Мне надо тебя поцеловать?

– Не спеши. Просто смотри на меня. Ну? Что ты скажешь?

– Ты… хорошая.

– Ты в этом уверен?

– Ты самая симпатичная девушка.

– Слабо, слабо. Ещё. Ну?

– Ты милая.

– И только?

– А что я должен сказать?

– Я прекрасна? Я великолепна? Я сексуальна?

– Да, и ты сама это знаешь. Но я…

– В какой степени прекрасна, мой математик?

– Очень. Я кибернетик.

– Хочешь посмотреть, какая у меня грудь?

– Не надо, Кристи.

– А ты потрогай.

– Пойдём завтра в кино?

– Да ты романтик! Потрогай мою кожу. Чувствуешь гладкость? Нежность.

– Крис. Я…

– Пойдём к тебе.

– Крис. Ты восхитительна, но мы почти не знаем друг друга.

– Вот и узнаем.

– Так сразу… Кто же те, другие, от которых я отличаюсь?

– Молчи. Я та-ак хочу.

– Ты… но почему такая яркая, как ты, выбрала меня?

– А тебе не всё ли равно, глупыш?

– Почему, Крис?

– Потому что ты нормальный. Очень нормальный. Не знаю, как объяснить. Я хотела, чтобы у меня был нормальный парень.

– Я не понимаю.

– Что тут непонятного?!

– Ты говоришь это как-то с вызовом, как будто хочешь что-то кому-то доказать.

– Глупости.

– Девушки обычно не обращают на меня внимания.

– Они дуры. Они не разбираются в парнях.

– А ты?

– О, мне пришлось.

– Мне кажется, я для тебя – случайность, Крис.

– С чего ты взял?

– Что тебе сейчас неважно, кто я.

– Хватит. Я рассержусь.

– Я случайно тебе подвернулся. Случайно вошёл в вашу комнату.

– В этом мире всё случайность, Кибернетик.

– Ты так думаешь?

– Я не думаю. Я чувствую. Я чувствую, что сейчас у тебя в комнате никого нет.

Мы перемещаемся в пространство Кибернетика – в темь концентрированных запахов сна, усталости, неуюта и солидарности Гигантов по типу «он».

Кибернетик очень близко к Кристи, его мир почти перемешивается с её телом, в котором я. Его мягкость обволакивает её остроту. Кристи нельзя назвать ни нежной, ни слабой. Стенки её отсеков требовательно-упруги. Она не мягкая (я не знал, что так может быть с существами по типу «она», и всё-таки это «она»!).

– Подожди одну минуту, – говорит она, вдруг отдаляясь. – Где у тебя душ?

У меня один миг, чтобы вернуться к Кибернетику вместе с вязкой и сладко-тягучей жидкостью, которой наполнена глотка Кристи и, кажется, она вся, – миг, чтобы вместе со всей её сладостью перетечь к нему, когда тень его мира падает на её камеры, но, но… не знаю, почему я застреваю в камере её горла, почему не могу выбраться. Я заворожён несовпадением: Кристи снаружи как будто нуждается в Кибернетике, стремится к нему и обещает его любить;но внутри, в своих камерах, крошечные Кристи ни о ком не думают. Никого любить и не собираются. Им достаточно блаженства самого по себе. И упругих трубок.

Я хочу понять природу этой системной ошибки. Почему, почему Кристи говорит то, чего нет?

Я остаюсь с ней, хотя, наверное, мне уже неинтересно исследовать похожие друг на друга камеры. Впервые мне становится скучно внутри Гига. Ничего не остаётся, как сосредоточиться на пополнении сил. Я отпускаю себя и начинаю поспешно есть и делиться. Кристи вкусна. Мне так бессмысленно, что незаметно для себя я теряю контроль над собой и разбегаюсь отростками во все стороны терпкого сладкого мира.