Владимир Москвин - Раз пенёк, два пенёк

Однако неожиданно Грендельман сменил гнев на милость:

— Ладно, пусть вам оформят по двадцать рублей. Скажете в бухгалтерии, что я велел. Где бухгалтерия? Сначала — в отдел кадров. Дисциплину не нарушать! С девками нашими тоже советую не возжаться. Могут быть неприятности, от парней местных. Народ здесь у нас — упаси Боже! Так, всё: с документами по коридору прямо и налево — в отдел кадров!

Грендельман отвернулся от практикантов и, тут же, забыв об их существовании, быстро засеменил прочь по коридору. За ним рванул здоровенный дядька в брезентовой куртке, как выяснилось позже — механик. А пацаны направились в отдел кадров.

— Нормально устроились. Завтра на работу пойдём, — рассуждал Шурка, запивая чайком катастрофически убывавший свежий батон.

Васька грустно отметил про себя, что на ужин еды не оставалось совершенно. Продуктов, съеденных за обедом, одному ему хватило бы, как минимум, на два дня. Но, коли уж вдвоём поселились — ничего не поделаешь. В самом деле, не оговаривать же товарища? Только вот… денег на еду, с акульим Шуркиным аппетитом, точно не хватит.

— Ага, повезло. Начальник этот особо не придирался, аванс даже дал. Вот, в комнату приличную поселил, добрая душа.

Васька тяжело вздохнул. Как там бабушка?

— Прили-ичную, — протянул Шурка, вытирая со лба обильные капельки пота, — не жил ты ещё у волка в ж… Васька. Мы здорово устроились! Соседи хорошие.

Ребятам дали комнату в щитовом домике, считавшемся общежитием. В этой же квартире обитали ещё двое одиноких мужчин, по всем признакам — временами крепко выпивающие. В другой половине дома, через стену, проживала комендантша с мужем и двумя детьми. Соседка выдала практикантам матрасы, подушки с одеялами и бельё.

Комната ребят, довольно просторная, была обставлена скромно: стол, две койки, да пара стульев. Ещё встроенный в стену шкаф. Воду нужно было носить с колонки, сортир находился во дворе. Но это не пугало Шурку нисколечко, подумаешь, ерунда!

Он настежь распахнул окно, наслаждаясь свежим весенним воздухом и прихлёбывая чаёк из кружки. За окном чирикали птички, зеленели свежей листвой берёзы, цвела, желтея, мать-мачеха.

— Блин, надо было больше хлеба купить, — с сожалением сказал Шурка, запихивая в рот остатки батона.

Товарищ его только почесал в затылке.

— Предлагаю сходить в магазин ещё раз, — наконец, предложил Васька, задумчиво глядя на хлебные крошки.

— В магазин, так — в магазин, — согласился Шурка, — пошли, прогуляемся.

Улица бежала вдоль домов, утопающих в свежей зелени. Асфальтом тут и не пахло, а вместо тротуаров люди передвигались по обочине дороги, кое-где покрытой деревянными мостками. Весенняя распутица уже заканчивалась, но грязи ещё хватало.

Ребята шагали, перепрыгивая через лужи. Пока добрались до бетонки, что проходила по центральной улице, успели испачкать обувь в грязи. Пришлось мыть кроссовки в придорожной луже — глубокой, как озеро Байкал.

— Уделались, никак? — раздалось за спиной.

Васька повернулся и увидел тщедушного мужичка лет пятидесяти, с мутным взглядом и папироской во рту. Кудрявый Шурка, не реагируя, продолжал приводить в порядок свою обувь.

— Так, немного испачкались. Добрый вечер, — поздоровался вежливо юноша.

— Привет, привет. Откуда взялись, молодёжь? — мужичок, затянувшись напоследок, затоптал папиросу.

— На практику приехали сюда, — ответил Васька дружелюбно.

— Понятно, и-кхе-икх!

Мужичок вдруг начал — не то кашлять, не то икать. Молодой человек вежливо ожидал окончания приступа.

Наконец, дядька справился с проклятой икотой:

— Давайте знакомиться, что ли. Меня Прохор зовут, я здешний.

— Очень приятно, — вставил Шурка, закончив, наконец, чистить кроссовки, — а мы приезжие.

— Шутник? Щас я тебе врежу разА, весельчак! — неожиданно взъерепенился Прохор.

Мужик встал в позу, отдалённо напоминающую боксёрскую стойку. Он расценил Шуркины слова, как издевательство, и давать спуску приезжему наглецу не намеревался. Но кудрявый лишь независимо сплюнул. Вид нового знакомого был нисколько не угрожающим. Скорее, наоборот — потешным.

— Дядя Прохор, зачем нервничать? — примирительно произнёс Васька, — мы ни с кем не хотим ссориться, а просто идём в магазин.

— В магазин? — живо переспросил Прохор.

Он разжал кулаки и машинально облизнулся. Шурка укоризненно посмотрел на товарища. Зачем же болтать лишнего!

— Ну да, хлеба надо купить, — ответил Васька осторожно.

— Хлеба? Это хорошо. А на красненькую у вас не будет? — поинтересовался мужик.

— Нет, не будет. Если хотите знать, нам кушать нечего, а Вы тут на красненькую просите, — решительно отказал наглецу юноша.

— Кушать нечего? — глаза Прохора забегали, он что-то лихорадочно соображал, — пацаны, так мы это сейчас исправим!

— Каким образом? — ехидно полюбопытствовал кудрявый.

— Есть мыслишка. Вы ребята хорошие, и я хочу вам помочь. Давайте, обеспечу вас картошкой? За чисто символическую плату. Целый мешок, — дядька Прохор никак не хотел отпускать практикантов.

— Конечно, хотим. А чисто символически — это сколько? — уже всерьёз заинтересовался Шурка.

— Пять красных. Бомб. Тут как раз в магазин завезли недорогое вино, — Прохор назвал цену в бутылках.

— Так за эти деньги можно купить не один мешок, и даже не два. ДУрите Вы нас, уважаемый. Нет, не надо такой картошки, — Шурка проявил неожиданный рационализм, — пойдём, Васька, пока ещё магазин не закрылся.

— Да подождите вы! Хорошо, хорошо — заломил цену, согласен! Сколько дадите? — Прохор прицепился к ребятам, словно банный лист к одному месту.

— Мешок — бутылка! И ни каплей больше! — кудрявый решительно рубанул воздух ладонью.

— Две! И вместе пьём! — схватил Шурку за эту самую ладонь Прохор.

— Не понимаю. Тебе же больше выйдет, — Шурка бесцеремонно перешёл на «ты», — одна на одного больше, чем две на троих. Или, я считать разучился?

— Ты, шнурок, хорошо считаешь, я это уже понял. Но, здесь есть нюансы, — Прохор опять икнул.

— Ню… Чего? — раскрыл рот Шурка.

— Нюансы, деревня! Во-первых, Прохор один не пьёт, хотя, конечно, найти собутыльника — никакая не проблема. Я вас хочу угостить. Дядька Прохор — альтруист! — мужик икнул два раза.

Конечно, их новый знакомый лукавил. Чрезмерным человеколюбием он не отличался. Просто Прохор рассчитывал на дальнейшую добавку, полагая, что пьяные юнцы впоследствии поддадутся на уговоры и купят ещё вина.

— Во-вторых, — продолжил самозваный «альтруист» — за картошкой надо лезть в погреб, поднимать наверх мешок. А я уже пожилой человек, страдаю одышкой, да и сердечко пошаливает. Вы — молодые, здоровые, вот и поможете дядьке. Идёт, школяры?